Зимний Санкт-Петербург на открытках 1890-х - 1910-х годов

• О.Ф. Кирхнер, «Гранберг», «Эрнст Г. Сванстрем», И.И. Сефериадес, «Ришар»
• Община святой Евгении

 

Община святой Евгении

Сотрудничал Альберт Бенуа и с издательством Общины святой Евгении Красного Креста, крупнейшим в России по числу наименований вышедших открыток. По его оригиналам Община выпустила двадцать открытых писем. Все той же площади Никольского собора были посвящены парные издания 1903 г.: одно изображало ее зимой, другое – летом. Открытки были отпечатаны в технике хромолитографии в мастерской Картографического заведения А.А. Ильина в Санкт‑Петербурге, славившегося высоким уровнем продукции.

Более чем через десятилетие зимний город предстал на еще одной открытке, воспроизводящей акварель Альберта Бенуа, – «Петроград. Аничков дворец». Заказ летом 1915 г. выполнило московское «Товарищество типографии А.И. Мамонтова», которое для издательства Общины святой Евгении работало весьма редко. Дворец, в котором жила вдовствующая императрица Мария Федоровна, показан художником в погожий морозный день, Невский проспект перед ним почти безлюден. Трудно представить, но на этом же месте меньше чем через два года толпа будет сжигать символы императорской власти (этот сюжет останется на открытке времен Февральской революции 1917 г.).

В конце 1902 г. зарождается творческий союз издательства Общины святой Евгении с художественным объединением «Мир искусства». Для входивших в него художников Санкт‑Петербург был особой темой: «Мы <...> не устанем твердить, что Петербург удивительный город, имеющий себе мало подобных по красоте»⁴, – писал в начале XX в. лидер объединения Александр Николевич Бенуа. Понятно, что обзор зимних петербургских видов на открытках Общины святой Евгении не может обойтись без обращения к «мирискусникам».

Георгий Иванович Нарбут (1886‑1920) прожил очень недолгую жизнь, но сумел войти в историю русского и украинского искусства. Выдающийся мастер графики присоединился к «Миру искусства» в 1910 г., однако еще раньше его творчество находилось под сильным влиянием «мирискусника» И.Я. Билибина. Г.И. Нарбут приехал в столицу из украинского города Глухова и осенью 1906 г. начал учиться на филологическом факультете Санкт‑Петербургского университета, одновременно увлеченно занимаясь изобразительным искусством. Об университетском периоде (который продлился год) не может не напомнить открытка Общины святой Евгении «С.‑Петербург. Университет». Ее напечатали в сентябре 1908 г., а сам рисунок был выполнен в 1907 г. Из десяти открыток Г.И. Нарбута, созданных для Общины святой Евгении, она единственная, посвященная петербургской архитектуре – бывшему зданию Двенадцати коллегий, построенному в первой половине XVIII в.

Мстислав Валерианович Добужинский (1875‑1957) – график, иллюстратор, театральный художник – стал членом «Мира искусства» в 1902 г. В декабре того же года Иван Михайлович Степанов, представлявший издательство Общины святой Евгении, предложил ему выполнить несколько работ для воспроизведения на открытках. Благодаря этому М.В. Добужинский, по его собственным словам, и «принялся за петербургские темы»⁵. Среди первых открыток художника – «Александринский театр»: строгая выверенность ампирного ансамбля сочетается в рисунке с белизной снега, покрывающего Александринскую площадь и Невский проспект. По этой работе понятно, что М.В. Добужинский любил «стройный и строгий вид» города, в котором жил с одиннадцати лет, «величие и гармонию его замечательной архитектуры»⁶. Однако в первые годы XX в., как он сам писал, «не только эта единственная красота Петербурга стала открываться моим глазам – может быть, еще более меня уколола изнанка города, его “недра”»⁷. И это ощутимо в другой открытке 1903 г. – «Чернышев мост» (ныне мост Ломоносова), – посвященной уже контрастам города, в котором «наряду со строгими ансамблями» можно видеть «курьезные “рыбные садки”»⁸ на Фонтанке.

В 1900‑х гг. М.В. Добужинский с женой жили в районе Измайловского полка, знакомом художнику с детства, – сначала в 6‑й роте, потом в 7‑роте (ныне 6‑я и 7‑я Красноармейские улицы); как писал художник, «окрестности нашего жилища были мрачные»⁹. На открытке 1905 г. (она воспроизводит акварель 1904 г., хранящуюся в Русском музее) виден «старинный верстовой столб в виде обелиска, который придавал особую ноту этому пейзажу и слабо, но утешал»¹⁰. Верстовой столб 1770‑х гг., сделанный из гранита и мрамора, сейчас является памятником федерального значения; находится он на углу 7‑й Красноармейской улицы и Московского проспекта¹¹ (ранее –Забалканский проспект, «одна из самых безобразных и даже страшных улиц»¹², как охарактеризовал его М.В. Добужинский).

На открытке «Измайловский полк» запечатлен общественный транспорт на Измайловском проспекте у пересечения с 9‑й ротой: два вагона конки, а также трамвай. Если петербургская конка стала перевозить пассажиров в 1863 г., то движение электрического трамвая по линии, которая была проложена от Технологического института до Балтийского вокзала и проходила по Измайловскому проспекту, началось в сентябре 1908 г. Таким образом, к декабрю 1909 г., когда открытка была получена из типографии, трамвай ходил по этому маршруту более года. На дальнем плане работы – полковой храм лейб‑гвардии Измайловского полка, который М.В. Добужинский «знал и любил еще с детства»¹³, всегда сохраняя в памяти облик «величественного белого Троицкого собора, с пятью голубыми куполами, с крупными золотыми звездами»¹⁴.

М.В. Добужинский, отдавая должное деятельности издательства Общины святой Евгении, подчеркивал: «Думается, что для “пропаганды Петербурга” сыграли вначале известную роль многочисленные рисунки – мотивы Петербурга, печатавшиеся с 1903 г. на весьма популярных и очень распространенных в России открытых письмах Красного Креста, – Остроумовой и мои»¹⁵. Виды Санкт‑Петербурга и его пригородов стали главной темой творчества Анны Петровны Остроумовой‑Лебедевой (1871‑1955) – известнейшего графика, члена объединения «Мир искусства» с 1899 г.

«Я не собираюсь описывать наш город, так непохожий ни на один в мире. Я просто не смею. Кто может после Пушкина вдохновеннее и глубже описать этот строгий, торжественный и пленительный город»¹⁶, – утверждала художница. Среди любимых мест, перечисленных ею, была и «Биржа с Ростральными колоннами, набережная около нее с красивыми гранитными спусками. Они кончаются двумя громадными шарами»¹⁷.

К 15 декабря 1901 г. А.П. Остроумова‑Лебедева должна была закончить работу, о которой так рассказывала в письме к подруге: «Бенуа заказал деталь Ростральной колонны. Я ездила в такую даль и рисовала с натуры. Пришлось рисовать при шестнадцати градусах мороза. ...Кажется, будет интересная гравюра»¹⁸. Она была напечатана в сборнике «Художественные сокровища России» (1902, № 1) и предваряла статью Александра Бенуа о статуе речного божества, помещенной у подножия Ростральной колонны. В 1909 г. для издательства Общины святой Евгении А.П. Остроумова‑Лебедева награвировала повторение этой работы в размер открытого письма. Эту гравюру, в числе других, художница показала на 7‑й выставке «Союза русских художников»: в Москве (1909‑1910), в Санкт‑Петербурге (1910)¹⁹ и, вероятно, в Киеве (1910)²⁰. В марте 1910 г. тираж открыток «Ростральная колонна под снегом» (ксилография с двух досок) был отпечатан в «Товариществе Р. Голике и А. Вильборг».

На вышеупомянутой московской экспозиции «Союза русских художников» А.П. Остроумова‑Лебедева впервые представила зрителям несколько своих акварелей. Первоначально она использовала акварель в подготовительных рисунках для гравюр. Однако А.П. Остроумова‑Лебедева, по ее словам, «стремилась овладеть акварельной техникой так, чтобы мне легко, свободно можно было делать вещи живописного значения. <...> Вырабатывая технику, я безжалостно уничтожала мои работы, не показывая их никому <...>. И только когда почувствовала, что сделала живописные акварели, я дала их на выставку. Они имели успех»²¹. Среди них была и работа «У Биржи». Запорошенный спуск у Ростральных колонн и покрытый снегом невский лед А.П. Остроумова‑Лебедева изобразила в соответствии со своими предпочтениями: ее «увлекала чистая акварель, то есть живопись без белил, где роль белил выполняет бумага»²². И хотя приметы зимы в этом произведении налицо, увидены они были, скорее всего, уже в первые весенние дни²³.

Открытки, воспроизводящие акварель, издательство Общины святой Евгении получило из типографии в конце ноября 1909 г., а оригинал был приобретен частным лицом на петербургской выставке «Союза русских художников» в 1910 г. Через несколько лет, в 1912 г., художница использует этот же мотив в черно‑белой ксилографии – заставке к разделу «Васильевский остров» художественно‑исторического очерка В.Я. Курбатова «Петербург»²⁴.

В русской поэзии Серебряного века найдется не так уж много упоминаний о зиме в столице Российской империи: «желтый пар петербургской зимы, желтый снег, облипающий плиты» (И.Ф. Анненский), «о, зимние таинственные дни» (А.А. Ахматова), «люблю сей град, открытый зимним пургам» (М.А. Волошин), «петербургские сумерки снежные» (А.А. Блок).

В путеводителе второй половины 1910‑х гг. этот сезон описывался следующим образом: «В климатическом отношении северная столица со дня основания установила за собою репутацию крайне нездорового, сырого, неприветливого и изменчивого города. Под влиянием соседства с морем Петроград отличается <...> более мягкою зимою, чем континентальные местности, находящиеся с ним под одной широтой. <...> Самый холодный месяц январь ‑9,1, далее, декабрь ‑8,1, февраль ‑7,3 <...>. Таким образом, Нева покрывается льдом, приблизительно, на 4‑5 месяцев, давая для навигации несколько более 200 дней в году. Вообще, весна в Петрограде начинается поздно, и нередко еще в апреле (а изредка и в мае) бывает снег»²⁵.

Рассматривая двадцать две открытки, отобранные для настоящей электронной выставки из фондов Отдела эстампов Российской национальной библиотеки, можно вспомнить и слова Александра Бенуа. В 1930‑х гг., находясь вдали от Санкт‑Петербурга, видный деятель отечественной культуры так описывал свои детские представления о петербургской зиме: «Зима в Петербурге именно катила в глаза. В Петербурге не только наступали холода и шел снег, но накатывалось нечто хмурое, грозно мертвящее, страшное. И в том, что все эти ужасы все же вполне преодолевались, что люди оказывались хитрее стихий, в этом было нечто бодрящее. Именно в зимнюю мертвящую пору петербуржцы предавались с особым рвением забаве и веселью. <...> В Петербурге зима была суровая и жуткая, но в Петербурге же люди научились, как нигде, обращать ее в нечто приятное и великолепное»²⁶.

А. В. Ярцева

˂˂