Оперные сказки
Главные «сказки» Римского-Корсакова ― конечно, оперные: «Снегурочка» с подзаголовком «Весенняя сказка»; «Сказка о царе Салтане» и «Золотой Петушок» по одноименным сказкам Пушкина, «Кащей Бессмертный» с обозначением жанра как «Осенняя сказочка». «Садко» со сказочно-былинным сюжетом. «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», «Млада», «Ночь перед Рождеством», «Майская ночь» ― оперы, в которые вплетены сказочно-фантастические мотивы. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки хранит материалы всех этих опер.
Пожалуй, самой известной и всеми любимой оперной сказкой Римского-Корсакова стала «Снегурочка» ― «Весенняя сказка».
В ее основе ― одноименная пьеса А. Н. Островского. Однако приглянулась она композитору не сразу. Сохранился рассказ Римского-Корсакова о сюжете его любимой оперы. Слова композитора передает его первый частный ученик, а впоследствии друг и либреттист Илья Федорович Тюменев:
«Теперь я им так доволен и так люблю его, что, когда со мной случается кошмар, мне часто представляется, будто я прозевал этот сюжет и музыка на него написана кем-то другим. А между тем, когда я в первый раз “Снегурочку” Островского прочел, она на меня особенного впечатления не произвела»9.
Сюжет же новгородской былины о гусляре Садко волновал композитора с юности. Именно он вдохновил Римского-Корсакова на создание одного из первых значимых произведений, заслуживших любовь слушателей, ― симфонической картины «Садко». Картина воспроизводит сцену встречи Садко и Морского царя. Но Николай Андреевич, очевидно, чувствовал, что не исчерпал всех художественных возможностей истории о новгородском гусляре и через много лет вновь обратился к этой теме, но уже как к оперному сюжету. При этом жанр оперы обозначил как «опера-былина».
В 1896 году опера была представлена в Мариинском театре… но отклика у дирекции не нашла. Ее премьера состоялась на сцене московской частной оперы С. И. Мамонтова 26 декабря 1897 года, и эта постановка имеет поистине историческое значение. Декорации были созданы
К. А. Коровиным и С. В. Малютиным, балетные сцены поставила прима-балерина Иола Торнаги. И, конечно, в спектакле принимали участие блестящие исполнители ― Федор Иванович Шаляпин в роли Варяжского гостя (для него это была одна из первых работ в мамонтовском театре) и Надежда Ивановна Забела-Врубель в роли Волховы (она исполняла эту партию с 4-го спектакля).
Еще в 1880-х годах В. В. Стасов обращал внимание Римского-Корсакова на сюжет прекрасной пушкинской сказки ― «Сказки о царе Салтане, о сыне его, славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче, и о прекрасной Царевне Лебеди». Но, как это часто бывало у композитора, сюжет вызревал довольно долгое время, и обратился к нему Римский-Корсаков в год, когда вся страна праздновала 100-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Сохранился интересный материал, свидетельствующий о работе композитора над оперой «Сказка о царе Салтане»: это издание сказки Пушкина с многочисленными пометами Римского-Корсакова. Несмотря на то, что Николай Андреевич работал с либреттистом ― В. И. Бельским, он сам принимал активное участие в составлении сценария и текста либретто своей оперы.
Как и «Садко», опера была поставлена в Москве, в Товариществе русской частной оперы осенью 1900 года. На этот раз художником выступил Михаил Врубель, создав прекрасные декорации к спектаклю, а его жена, Надежда Ивановна Забела-Врубель, стала непревзойденной Царевной-Лебедью. Ее образ главной героини оперы-сказки, запечатленный мужем в одноименной картине, стал одним из ярких символов той эпохи.
«Сказка о царе Салтане» ― последняя светлая сказка Римского-Корсакова, в которой сатира хоть и видна, но не выступает на первый план. В отличие от двух последующих оперных сказок. Совершенно оригинальным произведением в творчестве Римского-Корсакова оказалась опера-сказка «Кащей бессмертный». Впервые в его музыке главенствовало зло! Не случаен и подзаголовок, отражающий настроение оперы: «Осенняя сказочка». Сам композитор так охарактеризовал свое сочинение:
«В общем получилось настроение мрачное и безотрадное, с редкими просветами, а иногда с зловещими блестками»10.
Дарственную надпись своему близкому другу и биографу В. В. Ястребцеву на рукописи фрагмента из «Кащея» композитор сформулировал также в мрачном тоне, обыгрывая слово «смерть»:«Дорогому Василию Васильевичу Ястребцеву. Конец вероятно смертной музыки “Бессмертного Кащея” на память о наверно смертном сочинителе» 11.
Волею обстоятельств эта опера оказалась активной «участницей» революционных событий 1905 года.
«На фоне этих событий вылита фигура Римского-Корсакова; живое чувство реальности, зоркий ум и искреннее сочувствие освободительному движению вывели великого композитора из лагеря чиновной профессуры, сплотили около него передовую молодёжь и, можно сказать, против всякого его желания сделали его центром консерваторских событий»
― писал ученик композитора М. Ф. Гнесин12. В знак протеста против действий правительства 9 января студенты требовали приостановить занятия в консерватории ― и Римский-Корсаков поддержал их. Это поистине окрылило молодежь, но сильно ударило по композитору: он был уволен из консерватории, его произведения не исполнялись в концертах Русского музыкального общества. Но всё музыкальное сообщество не только России, но и зарубежья, не говоря уже о студентах консерватории, поддержало Римского-Корсакова: в ОР РНБ сохранилось огромное количество писем с выражением сочувствия Николаю Андреевичу, полных негодования на дирекцию Русского музыкального общества. Вот, например, письмо оперного певца и режиссера Ипполита Прянишникова, датированное 29 марта 1905 года:
«Глубокоуважаемый Николай Андреевич.
Позвольте письмом этим присоединить и мой скромный голос к той массе сочувственных адресов и писем, которые Вы получаете со всех сторон. Я ни одной минуты не сомневаюсь, что уход Ваш из Консерватории лишь временный, и что очень скоро мы не только увидим Вас в Консерватории, но во главе ее, и даже во главе всего Русского Музыкального Общества. Никакого не может быть сомнения, что инцидент Вас с Дирекцией Общества не может пройти бесследно, этого не допустит вся Россия, но благодаря Вам изменится все положение дел Русского Музыкального Общества, а главное реорганизуется вся Консерватория, наконец впустится туда струя свежего воздуха, в котором она так нуждается, и все это делаете только Вы, за что Вам низко поклонится вся Музыкальная Россия.
Примите, глубокоуважаемый Николай Андреевич, уверение в самой искренней преданности Вашего горячаго почитателя.
И. Прянишников»13.
Апофеозом стало исполнение силами учащихся консерватории оперы «Кащей бессмертный», разученной под руководством А. К. Глазунова.
«По окончании “Кащея”, ― писал Римский-Корсаков, ― произошло нечто небывалое: меня вызвали и стали читать мне адреса от разных обществ и союзов и говорить зажигательные речи. говорят, что кто-то крикнул сверху “долой самодержавие”. Шум, гам стояли неописуемые после каждого адреса и речи. Полиция распорядилась спустить железный занавес и тем прекратила дальнейшее14».
События породили и вполне конкретные ассоциации: в образе Кащея многим представлялось самодержавие, некоторые же видели за этим образом обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева; под пленной Царевной подразумевали Россию, Буря-Богатырь ассоциировался с революцией.
Неудивительно, что последней оперой композитора стала именно сказка. Римский-Корсаков вновь обратился к Пушкину, на этот раз ― к сказке «Золотой петушок». Жанр обозначен вновь оригинально: «Небылица в лицах. Художественный образец русской лубочной сказки». Место действия ― «тридевятое царство, тридесятое государство». Сказка вновь небезобидная: сатира на самодержавие сквозит и в самом пушкинском тексте, Римский-Корсаков же с В. И. Бельским (либреттистом) ее усилили. Цензурных мытарств, конечно, избежать не удалось. В Отделе рукописей РНБ сохранилось цензурное разрешение Санкт-Петербургской конторы Императорских театров на постановку оперы «Золотой петушок»:
«…Цензура разрешила представление сочиненной Вами оперы “Золотой петушок” лишь с исключением некоторых мест текста (все введение, заключение и 45 строк оперы)»15.
Владимир Аркадьевич Теляковский, директор Императорских театров, начал переговоры насчет постановки оперы в Большом театре в Москве. Композитор писал своему издателю Б. Юргенсону:
«Мы втроем с Теляковским перечитали все вычеркнутое цензурой. Бельский тут же сымпровизировал некоторые изменения на всякий случай. Все пушкинские стихи Теляковский вызвался отстоять, равно как и введение целиком и заключение с заменой кровавой развязки неожиданною. Вместо новая заря будет белая; кое-какие стихи смягчены, а “царствуй, лежа на боку” остается»16.
В одной из рукописей можно увидеть текст того самого заключения, вокруг которого разгорелась одна из цензурных историй:
«Вот чем кончилася сказка,
Но кровавая развязка,
Сколь ни тягостна она,
Волновать вас не должна.
Разве я лишь да царица
Были здесь живые лица.
Остальные ж ― бред, мечта,
Призрак бледный, пустота…»
При жизни композитора опера так и не была исполнена. Он до последнего боролся за ее постановку, и за два дня до смерти, 6 июня 1908 года, мысль о представлении последней своей оперы в театре владела его сознанием:
«Что же касается “Золотого петушка”, ― писал он Б. Юргенсону, ― то дело обстоит неблагополучно. Московский генерал-губернатор против постановки этой оперы и сообщил об этом в цензуру, а потому думаю, что и в Петербурге будут против»17.
