Петр Тимофеев Мстиславец и его издания

Петр Тимофеев Мстиславец в Вильне

А.В. Вознесенский

После отъезда из Заблудова Иван Федоров объявился во Львове и приложил немало усилий, чтобы вновь завести типографию. Об этом он сам написал в Апостоле 1574 г., в конце которого, как и в конце львовской Азбуки, печатник воспроизвел гравированный герб города в сочетании с типографской маркой, появившейся у него как раз в львовский период деятельности. Петр Тимофеев Мстиславец решил обосноваться в столице Великого княжества Литовского – Вильне и, напротив, не производил никаких попыток заниматься изданием книг. По крайней мере, сведений о подобных попытках нет, хотя существует мнение, что он почти сразу вошел в круг образованных людей города, обеспокоенных бедственным положением православия в княжестве и видевших возможность изменения ситуации в издании православных богослужебных книг. В число их входили братья Иван и Зеновий Зарецкие, первыми обратившиеся к книгопечатанию, Василий Михайлович Гарабурда, выпустивший два издания в начале 80-х годов XVI века, а также купцы Лукаш и Кузьма Мамоничи, основавшие типографию в 80-х годах того же столетия.

Отсутствие у Петра Тимофеева Мстиславца интереса к книгоизданию заставляет думать, что в Вильну он переехал не случайно, но потому, что в большом городе было сподручнее заниматься тем ремеслом, которым он владел и которое, судя по его участию в книгопечатании, определялось его умением работать с металлом, в том числе резать по стали (умение необходимое в ту пору при создании шрифта). Можно предположить, что приезд Петра Тимофеева Мстиславца внес оживление в православную жизнь Вильны, его таланты были быстро распознаны и нашли себе применение: уже вскоре после появления в Вильне он, судя по всему, принял участие в издании, которое инициировали братья Зарецкие.

Издание это, Часовник, не имеет указания на время выхода, его датируют по упоминанию митрополита Киевского Ионы, начавшего пастырское служение в 1568 году, и польского короля Сигизмунда II Августа, умершего летом 1572 года. Для книги был вырезан специальный шрифт, во многом напоминавший московский, но имевший одну важную особенность: литеры, использовавшиеся для заголовков, начертанием напоминали весьма своеобразный шрифт Франциска Скорины, вобравший в себя несвойственную кириллице округлость западноевропейской антиквы. Важно отметить употребление в Часовнике прямоугольных гравированных инициалов, похожих на те, которые Скорина использовал в Библии, но более грубого рисунка. Наконец, влияние изданий Скорины сказалось и на подаче выходных сведений книги, которая оказалась в итоге и «выдрукована», и «доконана».

По содержанию Часовник был близок к изданиям, получившим распространение в Москве, хотя в его тексте можно найти орфографические особенности, не свойственные московским печатным книгам того времени. Часовник имел малый формат и небольшой объем; издан он был иждивением Ивана и Зеновия Зарецких. Если учесть схожесть основного шрифта книги с московским, а также то, что Зарецкие и в дальнейшем обращались к услугам Петра Тимофеева Мстиславца, имеются все основания предполагать его участие в работе над изданием. Скорее всего, он на заказ вырезал шрифт для Часовника. В любом случае этот шрифт не принадлежал Петру Тимофееву Мстиславцу. В дальнейшем он встречается в Евангелии учительном и Октоихе Василия Михайловича Гарабурды, правда, тот уже не использовал в работе типографские элементы, имитирующие скорининские, но печатал книги в московской манере.

Вместе с тем Петру Тимофееву Мстиславцу во время его пребывания в Вильне все же пришлось выступить в роли книжного мастера. К этому его склонили братья Зарецкие, которым на сей раз удалось привлечь к финансированию проекта купцов Мамоничей. И это сразу резко увеличило возможности типографии, которая смогла позволить себе печатать книги по-московски, с размахом и без экономии т. е. с большим количеством киновари и на хорошей бумаге. В середине 70-х годов XVI века Петр Тимофеев Мстиславец выпустил три книги: Евангелие, Псалтирь и Часовник, и в этих изданиях со всей полнотой проявилось присущее ему чувство стиля. Печатник показал не только хорошее знакомство с традициями славянской книги, прежде всего – московской, но и понимание того, как сделать книгу и удобной, и красивой.

Для всех изданий был использован крупный шрифт, сопоставимый с тем, который мы находим в московских анонимных «широкошрифтных» Евангелии и Псалтири, очень четкий и ясный, с той разницей, правда, что прописные литеры в нем оказались в два раза больше строчных. И если печатание подобным шрифтом Евангелия и большеформатной Псалтири уже имело традицию, то применение его для Часословца было внове, пусть даже Петр Тимофеев Мстиславец, скорее всего, пошел на это, чтобы не резать еще один, более мелкий шрифт. Употребление столь крупного шрифта требовало печатания книги в большем формате, вело к увеличению полосы набора и, соответственно, укрупнению заставок, что придавало Часословцу – книге, издававшейся обычно очень скромно – особый, торжественный вид.

Впрочем, стремление Петра Тимофеева Мстиславца к совершенству вполне очевидно по двум другим его изданиям этого времени – Евангелию и Псалтири. Обе книги были снабжены фронтисписными гравюрами, которых не было, к примеру, в московских анонимных изданиях, Евангелие – четырьмя изображениями евангелистов, Псалтирь – гравюрой с изображением царя Давида. Для этих книг были вырезаны очень крупные инициалы и ломбарды, что особенно сказалось на тексте Псалтири, в котором их употребление было намного более частым. Издания Петра Тимофеева Мстиславца хорошо приняли не только в Великом княжестве Литовском, но и в Московском государстве; и там, и там они получили широкое распространение.

Окончание виленского периода деятельности Петра Тимофеева Мстиславца наступило внезапно. В марте 1576 года, вскоре после выхода из печати Псалтири, он стал участником тяжбы по вопросу о принадлежности прав на типографию и на ее продукцию. Другую сторону в судебном разбирательстве представляли Мамоничи. И хотя порою это связывают с «изменившимся отношением правительства к печатанию книг для православных» после восшествия в 1576 году на королевский престол Стефана Батория и «усилением католических тенденций правительства» в Речи Посполитой, дело, как представляется, было совсем в другом. Пользуясь ослаблением позиций Зарецких в Вильне и усилением своих (а в 1577 году Зеновия Зарецкого на месте виленского бурмистра сменил Кузьма Мамонич), Мамоничи захотели прибрать типографию к рукам, тем более что за время ее работы они убедились в прибыльности предприятия. Между тем суд постановил отдать им только напечатанные издания, типографские материалы остались в собственности Петра Тимофеева Мстиславца. Начать дело, не имея ни мастера, ни шрифтов, Мамоничи не решились, хотя саму идею не отбросили. Однако их собственная типография приступила к работе лишь в начале 80-х годов XVI в.