Неосуществленные замыслы П. И. Чайковского

Несозданные увертюры

«Айвенго»

Помимо «Бури» Владимир Васильевич предложил Чайковскому еще два сюжета. Один из них — увертюра по роману Вальтера Скотта «Айвенго». Причем Стасов схематично описал программное содержание увертюры: 

«Начало увертюры представило бы вечерний пир или ужин в замке древнего англо- саксонского барона, — все это в суровых диких формах; посреди мелькала бы фигура шута Вамбы. Затем явилась бы страстная, истомленная любовью еврейка Ребекка⁵, и подле нея влюбленный в нее могучий железный рыцарь (Front-de-Boeuf⁶) и суровый епископ. Тут же должны бы промелькнуть личность преследуемого, искаженного страхом еврея (отца Ребекки); несколько тактов охоты, в другом месте несколько тактов турнира; под конец увертюры трагический момент — покушения рыцаря на Ребекку, когда она грозится бросится для своего спасения в окно; наконец, как заключение всего — громадный пожар замка, где все погибает».

Завершает Стасов предлагаемую им программную канву музыкального произведения по роману «Айвенго» словами: «согласитесь, что это в общей сложности дает хороший скелет для увертюры».

«Тарас Бульба»

Программой «Айвенго» Владимир Васильевич не ограничился, предложив Чайковскому еще один сюжет, основанный на повести Н. В Гоголя «Тарас Бульба». Этот сюжет он предложил уже не для увертюры, а для симфонической поэмы («Simfoniche Dichtung»). По словам Стасова, попытки многих музыкантов написать произведение, основанное на повести Гоголя, не увенчались успехом. Создать симфоническую поэму по «Тарасу» собирался и М. И. Глинка, о чем Стасов написал Чайковскому следующее: «В последнее свое время Глинка тоже-было хотел сделать на "Тараса" нечто в роде Simfoniche Dichtung, и он даже играл нам оттуда все вступление (оно было великолепно), к несчастью смерть помешала»⁷.

Далее Владимир Васильевич представил Чайковскому свою программу этого сочинения: 

«Начать бы пьесу (как Глинка) изображением "Степи с ковылем" — тишина, пустынность, что-то безотрадное и однако торжественное. Потом явился бы веселенький малороссийский хутор, и тут старик отец, сам Тарас, с двумя комическими своими сынками — еще свежеиспеченными бурсаками. Немножко дальше — красавица полячка-панна и Андрей влюбляются друг в друга и скоро первые их шалости балованных и капризных ребят превращаются в горячую, дышащую пламенем страсть. Всю середину пьесы заняла бы картина буйного, пляшущего и ликующего казацкого лагеря и сражения. В одном месте проглянул бы уголок католического костела, с органом, мраком таинственной святыни, и несущимися клубами ладана. Потом наступила бы вторая встреча красавицы-польки и Андрея, и здесь Ваша архи-талантливая и горячая кисть нарисовала бы весь развал молодой всепожирающей, чудной в красоте своей — страсти. Затем грозный Тарас грозно встретился бы с изменником сыном и застрелил бы его собственною рукою. Потом еще шаг — завертелась бы хлопотливая и благодетельная фигура жида Янкеля, потом тотчас же — шествие военного отряда, чванного и надменного по-польски, и — казнь Остапа. Тут раздается жалобный, призывный вопль железного этого казака, и в ответ сыну эти великолепные трагические слова отца: "Слышу, сынку!"; наконец, как заключение всего — опять картина пустой, безотрадной шири степной, в объятиях у которой словно все утонуло».

Именно данный сюжет, по мнению Владимира Васильевича, более всего соответствовал таланту Чайковского. Он аргументировал это тем, что Петр Ильич в достаточной степени владел малороссийским материалом, указывая на финал его Второй симфонии, где Чайковский использовал народную украинскую песню.

Все три, предложенных Стасовым программы — и «Буря», и «Айвенго», и «Тарас Бульба» — чрезвычайно вдохновили Петра Ильича, о чем он сообщил в ответном письме от 15 января 1873 г.: «...я внезапно разгорелся ко всем трем предлагаемым Вами сюжетам разом»⁸. Однако когда его воодушевление немного улеглось, он стал вспоминать содержание книги Вальтера Скотта, которую, безусловно, читал ранее, а также перечел «Тараса Бульбу» и «Бурю» и остановился на последней. Судя по всему, «Айвенго» он отверг вообще, и предложенную Стасовым программу оставил без комментариев, а вот «Тарас Бульба» его заинтересовал: 

«За "Тараса" <…> не теряю надежды приняться когда-нибудь впоследствии; в настоящее время эта задача представляется мне слишком трудной, да к тому же, только что написав оперу на русский сюжет⁹ и симфонию с русским оттенком¹⁰, я более настроен соорудить нечто иностранное»¹¹.

Однако тема эта так и не стала основой для сочинения музыки. В ближайшие годы кроме симфонической фантазии «Буря» Чайковский напишет музыку к спектаклю «Снегурочка» по пьесе А. Н. Островского (1873), оперу «Кузнец Вакула» на либретто Я. П. Полонского по повести Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством» (1874), которая получит первую премию на конкурсе Русского музыкального общества, Струнный квартет (1874), Концерт для фортепиано с оркестром № 1 (1874-1875), пьесы для фортепиано, и другие произведения, но сюжет «Тараса Бульбы», которым Петр Ильич обещал Стасову заняться «когда-нибудь впоследствии», по-видимому, был окончательно забыт.

«Иванушка-дурачок»

Еще одна тема, предложенная Стасовым Чайковскому, — «Иванушка-дурачок». Он считал, что это произведение «должно быть "Simfoniche Dichtung" в роде увертюры, но побольше, которая мне кажется придется Вам как перчатка по руке»¹². И далее Стасов расписывает программу сочинения весьма подробно: 

«Начало представляет внутренность крестьянской избы. Горит огонек в печи, старуха возится там около горшков, старик муж кряхтит и охает на полатях, старшие два сына что-то работают — и все они вместе кричат и ворчат на третьего сына, Иванушку-Дурачка, нечто в роде Сандрильоны мужеского пола. Общее настроение — тусклое минорное деревенско-серенькое и немножко крикливое. Нотки Иванушки — меланхолические и печальные.

Второе движение. Является глашатай из царского города, и, обходя всю деревню, объявляет, что царь вызывает всех на подвиг, наградою за который будут — ½ царства и царская дочь. Вслед за тем общие возгласы, суетня и решимость братьев (а также многих других поселян) — идти на подвиг.

Третье движение. Иванушка входит, печальный и задумчивый, в лес. Перед ним Избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, вертящаяся вихрем. Иванушка со мольбою обращается к избушке: "Избушка, избушка! Повернись ко мне передом" и проч. Та останавливается и оттуда видна Баба-Яга, которая произносит свое волшебное заклинание. Вдруг несется к ней конь Сивка-Бурка — Вещая Каурка: он бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, дым столбом стоит. Иванушка подбегает к нему, в одно ухо влезает, в другое вылезает — сам стал чудным могучим богатырем. И на этом коне Иванушка разом становится у царя перед дворцом. Там собралось много народа, богатырей и селян, но никто не узнает Иванушку. Им всем объявляется царский указ, все скачут в путь, на подвиг. Целой толпой приближаются они к Стеклянной горе, все бросаются вверх, и ни один не может: кони их оступаются, скользят и падают вниз, кто до смерти ушибается, кто калекой идет домой, охая и вздыхая. И тут Иванушка одним махом взлетает, со своим волшебным конем на вершину Стеклянной горы, хватает там красавицу Царь-Девицу, заключенную у Царя Змиев, и везет ее к отцу ее, царю прежнего города.

Четвертое движение. Иванушка опять дома, в отцовской избе; кругом него опять прежняя деревенская серенькая непроглядная жизнь, с тяготой и упреками; Иванушка опять в прежней сермяге, но он уже не прежний — его наполняет страсть к прекрасной Царевне, которая поразила его до глубины сердца, он только о ней и думает — и поэтическое это настроение еще сильнее выступает на темненьком неприглядном деревенском фоне.

Пятое движение Всех снова требуют к царскому двору; Иванушка является туда опять на волшебном своем коне, могучим полетом, видит там свою красавицу Царь- Девицу, страсть его к ней достигает высшей своей точки, его узнают за победителя и совершителя великого подвига — ему отдают Царевну — за тем общее ликование. Но Иванушка еще раз возвращается в лес, и перед избушкой, вертящейся уже тихо и торжественно, благодарит свою благодетельницу Бабу-Ягу»¹³.

Будучи музыкантом, Стасов в своей программе учитывает структуру произведения, отмечает его разделы и в общих чертах описывает характер музыки — ее эмоциональную составляющую. Владимир Васильевич воодушевлен программой, представляя себе, как будет звучать это произведение, если Чайковский возьмется за его сочинение, потому и завершает свое послание вопросами: «Как Вам эта программа нравится? Хотите подробнее?». Однако в ответном письме Чайковского содержится лишь положительная оценка программы, но не более того. Петр Ильич оценил ее по достоинству, но реализацию отложил на неопределенное время. «"Иванушка-дурачок" — прелесть, — пишет он Стасову <...>. — Что я воспользуюсь Вашей программой — это несомненно, но только не сейчас». Но и эта тема, также как и две предыдущие, осталась невостребованной Чайковским. Он не обратился к ней ни в ближайшее время, ни позже.

Н. В. Рамазанова