Ярцева А.В.
В декабре 1921 г. в городе на Неве был образован Петроградский государственный мыловаренно‑жировой трест. В 1924 г., когда он сменил название на Ленинградский государственный мыловаренно‑жировой трест («Ленинграджиртрест»), его состав по‑прежнему включал три производства, которые возникли еще до Октябрьской революции. Мыловаренный завод им. Карпова (Лиговская ул., 2851) – это бывший завод А. М. Жукова, официально зарегистрированный в 1865 г. Предприятие, долгое время именовавшееся в честь революционного деятеля и одного из организаторов советской химической промышленности Льва Яковлевича Карпова, с 1990‑х гг. продолжило свою работу под названием «Аист». Ленинградская химическая лаборатория (пр. Красных Командиров, 272) – это Санкт‑Петербургская (затем Петроградская) химическая лаборатория, основанная в 1860 г. Гидрогенизационный завод «Салолин» (Ново‑Михайловская ул., 563), наименование которого произошло от названия искусственных твердых жиров, применяемых при изготовлении мыла, был организован в 1912 г.
Именно к 1924 г. относятся ранние образцы советской промышленной графики, сохраняющиеся в отделе эстампов и фотографий Российской национальной библиотеки (РНБ) – бумажные обертки для мыла, выпускавшегося Ленинградской химической лабораторией. Выполнили их в технике хромолитографии в Государственной типографии им. Е. Соколовой – бывшей типолитографии Товарищества А. Ф. Маркса, расположенной в соседнем с Химической лабораторией доме (пр. Красных Командиров, 294). Обертки были разработаны после переименования Петрограда в Ленинград, произошедшего в конце января 1924 г., а в Библиотеку поступили в августе, ноябре и декабре того же года из Ленинградского отделения Государственного издательства РСФСР (Госиздат)5.
«Мыло красавиц», «Восточное», «Фатьма», «Гелиотроп» – эти обертки, выпущенные тиражом по 30 000 экземпляров, по своей стилистике всецело принадлежат еще эпохе модерна. Обертки «Вазелинового мыла» (тираж 30 000 экземпляров) и «Детского мыла» (тираж 20 000 экземпляров) также вызывают в памяти образы начала XX в., а вовсе не советского периода.
То, что «современная мелкая полиграфия тянется за своей дореволюционной предшественницей»6, в 1920‑1930‑х гг. нередко подвергалось обличению в периодической печати. Поэт‑лефовец Николай Николаевич Асеев задавался вопросом: «Изменились ли обложки наших гостоваров в соответствии с происшедшим в стране перемещением вкусов и симпатий? <…> Кем он любим, этот запах подобравшей на заду фижмы, зашнурованной, напялившей парик дебелой красавицы?»7. Как подозревал автор, не только производителем, но и «потребителем этого мыла, вздыхающим о временах фижм и париков»8. Раскритиковал Н. Н. Асеев и характер представления ориентальных мотивов на упаковках, поскольку Восток, борющийся за обновление быта, был «изображен … по традиции сказочности, по традиции оперного и балетного восприятия»9. Досталось в заметке и надписям, сделанным на иностранном языке: «… Название дано по‑французски, очевидно, в надежде на идиота привилегированного»10.
Хотя негодование Н. Н. Асеева вызывала московская продукция конца 1920‑х гг., его слова вспоминаются и при взгляде на обертки, которые были отпечатаны в 1924 г. для Ленинградской химической лаборатории. Помимо уже перечисленных, к ним относятся также «Весенняя улыбка» («Sourire de printemps», 30 000 экземпляров) и «Мон‑Рев» (25 000 экземпляров). На последней обертке французский вариант названия передан как «Mon‑Revue», но, вероятно, имелась в виду «Моя мечта» – «Mon‑Rêve».
Стоит принять во внимание, что в тот период еще действовало положение, согласно которому вся «парфюмерия и косметика, кроме предметов санитарии и гигиены»11, официально входила во «вторую группу» предметов роскоши: перечень, появившийся на страницах газеты «Правда» в январе 1923 г., открывали изделия из золота, платины и драгоценных камней, а завершали живые цветы и декоративные растения. Однако через полтора года в списке предметов роскоши осталась лишь «заграничная парфюмерия и косметика»12. В 1925 г. «правительством СССР вся парфюмерия и косметика отечественного производства исключена из списков предметов роскоши …, и по справедливости признано, что при известном культурном развитии населения парфюмерия и косметика уже являются предметами широкого потребления»13.
Тогда перед советской мыловаренной промышленностью открывались возможности для значительного роста: средний уровень потребления мыла был чрезвычайно низок. «Хозяйственные мыла ... в СССР большинством населения употребляются также для туалета, т.‑е. для ежедневного умывания и для мытья в бане. Причиной этого является дешевизна этого мыла по сравнению с туалетным …, а также бедность и неприхотливость масс населения Союза»14. Цитируемое издание 1926 г., разбиравшее вопросы розничной торговли фармацевтическими и парфюмерными товарами, сообщало также: «Насколько мало у нас в деревне потребление обычных в городе товаров, укажем, что в настоящее время, напр[имер], на каждого жителя нашего Союза в среднем приходится лишь 1/2 куска туалетного мыла в год. Увеличение этого мизерного количества до целого куска на душу уже должно вызвать удвоение всей продукции туалетного мыла в Союзе»15.
Ленинградский мыловаренно‑жировой трест тем временем расширялся: в 1925 г. к нему присоединился Невский стеариновый завод (пр. села Смоленского, 4816). Этот завод бывшего Невского стеаринового товарищества, ведущий свою историю с 1839 г., с конца XX в. известен как АО «Невская Косметика». Еще два предприятия вошли в трест в 1926/27 хозяйственном году. Костеобрабатывающий завод «Клейкость» (наб. Екатерингофки, 29/31), ранее принадлежавший Обществу костеобжигательных заводов, был основан в 1874 г. и потребовал капитальной реконструкции с постройкой новых отделов и цехов, окончание которой ожидалось в 1933 г.17. Желатиновый завод возник в 1900 г. на Малой Охте (Малый пр., 618) как Желатинный и шинный завод А. Крейтца. Через четверть века его здания и оборудование пришли в негодность, и необходимость расширения производства привела к переезду предприятия на территорию Мыловаренного завода им. Карпова, в новый корпус, сдача которого в эксплуатацию планировалась на 1931 г.19.
В 1926 г. на смену сокращению «Ленинграджиртрест» пришло более краткое наименование треста – «Жет». В самом начале 1927 г., 3 января, торговая марка «Жет», принадлежащая Ленинградскому государственному мыловаренно‑жировому тресту, прошла официальную регистрацию20. Рекламируя свою марку, трест выпускал туалетное мыло «Жет» в обертке, выдержанной в духе конструктивизма, на которой шесть раз повторялся, в разных размерах, шрифтовой фирменный знак на фоне красной сургучной печати.
Новая аббревиатура была составлена из огласованной согласной «ж» («Жировой») и буквы «т» в ее фонетическом чтении («трест»). По наблюдению филолога С. И. Клецкой, подобный способ аббревиации «позволяет создать “экзотические” номинации, которые чрезвычайно напоминают иностранные названия. <…> Буквализм и натурализм советских наименований производств и торговых марок вступал в противоречие с потребностью эстетизации быта, которая, в свою очередь, могла рассматриваться как “пережиток прошлого” или “рудимент буржуазности”. В результате этого конфликта аббревиатура … становится на службу эстетизации быта и обеспечивает компромисс между духом эпохи и удовлетворением потребностей, которые с точки зрения духа эпохи должны были подвергнуться осуждению»21.
Из‑за смены наименования треста пришлось изменять и дизайн упаковок в текстовой части, чему примером может служить уже упоминавшееся мыло «Мон‑Рев». Показательны также различия в тираже, наводящие на мысль о росте производства: если в 1924 г. обертку для Ленинградской химической лаборатории отпечатали в количестве 25 000 экземпляров, то в 1927 г. трест «Жет» заказал в типолитографии им. Е. Соколовой уже 60 000 оберток с аналогичным рисунком.
В собрании РНБ сохранились не только подлинные упаковки товаров треста «Жет», но и несколько пробных оттисков с рукописными пометами. Они происходят из литографии «Печать» треста «Графическое дело» (бывшая типолитография «Веферс и Ко»), которая должна была выпустить тиражом по 60 000 экземпляров обертки мыл с изображениями цветов: «Краса юга» (мак), «Меня все знают» (ромашка) и «Анютины глазки» (позднее название мыла поменяли на «Иван да Марья»).
Во второй половине 1920‑х гг. на долю ленинградского треста приходилось 11% общесоюзного производства парфюмерии, косметики и туалетных мыл. Крупнейшим производителем этой продукции в СССР являлся тогда «ТЭЖЭ» – Московский государственный трест жировой и костеобрабатывающей промышленности «Жиркость». Его товарный знак был зарегистрирован 30 сентября 1926 г. (первоначальная регистрация состоялась еще 22 марта 1924 г.)22.
Через три месяца после регистрации торговой марки «Жет», 31 марта 1927 г., в газете «Вечерняя Москва» появилась заметка «Спор между трестами “ТЭЖЭ” и “ЖЭТ”». Прежде, чем ее процитировать, требуется сделать одно пояснение: на рубеже 1920‑1930‑х гг. слово «этикет» обозначало не только правила поведения и обращения. Оно продолжало использоваться и в том значении, которое имело во второй половине XIX в. и в начале XX в.: «Бумажка с обозначением фирмы, цены, названия товара и проч[его], наклеиваемая на товар»23.В заметке о конфликте между организациями говорилось: «Небывалый в практике госпредприятий спор разгорелся между государственным трестом “Жиркость” (“ТЭЖЭ”) и Ленинградским жировым трестом, запатентовавшим себе марку “ЖЭТ”, при беглом взгляде очень похожую на марку “ТЭЖЭ” … Трест “ТЭЖЭ” возбудил в высшей арбитражной комиссии при ЭКОСО РСФСР24 дело о подражании. Обращено на это внимание и прокуратуры. <…> Управляющий трестом “ТЭЖЭ” тов. Г. Н. Ларионов … заявил, что трест “ТЭЖЭ” рассматривает действие Ленинградского жиртреста как конкуренцию, совершенно недопустимую в советских условиях. Сперва Ленинградский жиртрест, – сказал тов. Ларионов, – подражал нашим товарным этикетам (шрифт, название и краска), а теперь скопировал и нашу марку. Все это вводит в заблуждение покупательскую массу, причиняет тресту “ТЭЖЭ” определенные убытки. К нам является много недовольных, введенных в заблуждение покупателей продукции “ЖЭТ’а” и выражает неудовольствие за, якобы, наш товар. Кроме того, по примеру Ленинградского жиртреста пошло много кустарей, подделывающих наши этикеты и товары. Мириться с таким положением мы, конечно, не можем»25.
В результате этих разбирательств 27 сентября 1927 г. на имя Ленинградского государственного жирового треста, производившего мыло, парфюмерию, косметику, глицерин, клей, костяную муку и свечи, была зарегистрирована новая торговая марка – «Ленжет»26: к прежнему сокращению «Жет» добавился первый слог «Лен‑» («Ленинградский»). Она уже не могла вызвать никаких подозрений в сходстве с маркой «ТЭЖЭ», дизайн ее был существенно переработан сравнительно с маркой «Жет», равно как и с более ранней маркой Ленинградского мыловаренно‑жирового треста. (Интересно, что 3 апреля 1928 г. «ТЭЖЭ» зарегистрировал еще одну марку, в которой тоже отказался от композиции из строгих рубленых букв в пользу изящества рукописного шрифта).
Смена торговой марки и сокращенного названия ленинградского треста вновь привели к изменению текста на упаковках, рисунок которых при этом оставался неизменным. Это произошло, например, с мылом «Весенняя улыбка»27, которое еще в 1924 г. выпускал Ленинграджиртрест. Различия в дизайне оберток «Жет» и «Ленжет», касающиеся названия треста и его марки, заметны и на примере одного из самых дешевых сортов мыла – «Яблочко» (или «Райское яблочко»), дюжина кусков которого в 1928 г. стоила 1 рубль 80 копеек (15 копеек за штуку).
В 1926/27 хозяйственном году из‑за перебоев со снабжением сырьем «Ленжет» выполнил задание по выработке туалетного мыла лишь на 63,8%. Однако в целом по итогам года трест давал себе высокую оценку: «Хозяйственное мыло, клей и желатин по своему качеству не имеют себе равного. Туалетные мыла, парфюмерия и косметика нашего производства за последний год также улучшились, на качество которых за редким исключением не имеем жалоб. Большую работу проделали и надлежит еще проделать в отношении отделки и изящества»28.
Объемы выпускаемых трестом «Ленжет» парфюмерно‑косметических изделий выросли в десятки раз сравнительно с показателями пятилетней давности: с 1 764 000 единиц в 1923/24 г. до 46 800 000 единиц в 1927/28 г.; в планах на 1928/29 г. значились 90 000 000 единиц. В прейскуранте треста объяснялось: «Такое исключительное развитие производства было вызвано быстро возраставшим спросом широких масс населения на продукцию «Ленжета», качество которой как с внутренней, так и с внешней стороны беспрерывно улучшалось»29.К 1928 г. Ленинградская химическая лаборатория начала именоваться Парфюмерной фабрикой № 4. К следующему году к производствам треста добавился Завод ароматических веществ на Предтеченской ул., 6‑б30 (он же – Завод ароматических веществ № 7).
Во второй половине 1920‑х гг. у ленинградского треста существовало и отделение в Москве. Сначала оно располагалось в доме № 11 по Третьяковскому проезду, к 1929 г. переместилось на Красную площадь, в Верхние торговые ряды31, но с 1 октября 1929 г. было ликвидировано32.
К 1930 г. «Ленжет» находился в ведении ЛОСНХ – Ленинградского областного совета народного хозяйства, который осуществлял организацию, руководство и контроль над союзной и республиканской промышленностью и торговлей. Правление треста, прежде размещавшееся в доме № 19 на наб. Фонтанки, а затем в доме № 24 по ул. Герцена33, переехало в дом № 71 по ул. Марата34. Если в момент организации треста в нем работало примерно 300 человек35, то сейчас на семи предприятиях треста, расположенных в разных частях города, было занято в общей сложности около 2 000 человек – рабочих и обслуживающего персонала. Из них 652 человека трудились на Невском мыловаренном заводе (так стал называться Невский стеариновый завод), 429 – на Костеперерабатывающем заводе, 369 – на Парфюмерной фабрике № 4, 209 – на Мыловаренном заводе им. Карпова, 187 – на завод «Салолин», 144 – на Желатиновом заводе, 73 – на Заводе ароматических веществ № 7.