Подарок к именинам М. П. Беляева
Как вспоминает один из участников Беляевских пятниц Михаил Михайлович Курбанов, именины Митрофана Петровича 23 ноября всегда праздновались по-особому, в этот день А. Н. Скрябин обязательно приезжал из Москвы, если не был за границей. Как сообщает Курбанов, «В этот день у Беляева уже днем бывало много посетителей. Обед устраивался, обыкновенно, уже по заказу ресторатором; прислуживал ряд лакеев во фраках. Приглашенных собиралось, обыкновенно, много. Оживление и веселость были всегда чрезвычайные. Тосты шли бесконечной вереницей, при чем Глазунов произносил первую здравицу за именинника.Много бывало очень интересных и остроумных мастерски скомпанированных (так!) спичей; столько здесь проявлялось богатой фантазии, искренности и вдохновения»1.
На следующий день после именин Беляева, отмечавшихся в 1898 г. (когда предстояло первое исполнение фортепианного концерта в Петербурге), Александр Николаевич в письме к своей жене Вере Ивановне Исакович-Скрябиной так вспоминает о прошедшем вечере: «После 5-ти начали собираться гости, лица, тебе известные. Последним явился, конечно, Сафонов и, о ужас! должен был занять свободное место около Аренского. Я сидел как раз напротив них и мог прекрасно наблюдать. Первая минута была весьма неприятна. Поздоровались они сухо, не смотря друг на друга. Потом все-таки разговаривали. За обедом было сказано несколько более или менее удачных острот. Соколов сочинил экспромт на Сафонова стихами старинного размера, конечно, играя словами Сафо и новый. Последний спустя некоторое время ответил ему четверостишием, применяя тот же принцип, то есть, разложив слово Соколов на сок и ловкость»2.
В архиве Михаила Михайловича Курбанова сохранилось меню, на котором Н. А. Соколов записал свое стихотворение карандашом. Сам же Курбанов в своих воспоминаниях описывает этот эпизод и цитирует стихи обоих авторов: «Н. А. Соколов перед обедом, увидев его <Сафонова> появление, подготовил тут же следующее приветствие ему, написанное в напыщенных стихах, как бы в духе “Иллиады” Гомера:
О нас неустанно хлопочут, даруя обильные блага
Их щедрые руки, всечасно дары вокруг нас рассыпают,
О ты, что печатью великой богами навеки отмечен,
Потомок Сафо сладкозвучной и ныне желанный и новый,
Прими ты привет наш сердечный,
Сафонов, Василий Ильич”.
Когда среди обеда он произнес это приветствие, то Сафонов, призадумался, положил голову на руки, очевидно, придумывая ответ. Сафонов отличался остроумием и изобретательностью, и был хороший оратор. Не прошло и нескольких минут после речи Соколова, как он поднялся, постучал ножом о тарелку и при воцарившейся тишине ответил Соколову за его любезность следующим четверостишием:
В расположенье мы пришли
И в сочиненьи Соколова
И сок, и ловкость мы нашли.”»3.
Благодаря рукописи, хранящейся в Библиотеке, а также переписке Беляева со Скрябиным удалось выяснить, при каких обстоятельствах было написано это сочинение. Тему русской песни предложил Н. А. Римский-Корсаков. К ней было написано десять вариаций постоянными участниками Беляевских пятниц: Н. В. Арцыбушевым, А. К. Глазуновым, Н. А. Римским-Корсаковым, А. К. Лядовым, И. И. Витолем, А. А. Винклером, А. Н. Скрябиным, В. В. Эвальдом, Ф. М. Блуменфельдом, Н. А. Соколовым. В рукописи почти все вариации датированы. Арцыбушев написал свою вариацию 17 ноября, Римский-Корсаков и Витоль – 21 ноября, Соколов и Блуменфельд – 23 ноября, Глазунов – вероятно 11 ноября (последняя дата восстановлена по сохранившемуся фрагменту листа, поскольку та его часть, на которой находились дата и подпись-автограф, обрезана). Лядов не указал дату сочинения вариации. Нет дат и в вариациях, написанных Скрябиным и Эвальдом.
Рукопись представляет собой листы разного формата с издательскими пометами. Из исправлений порядковых номеров вариаций, сделанных красным карандашом, а также записей на титульном листе рукой М. П. Беляева более темными чернилами становится понятно, что вариация Скрябина – были написана и включена в цикл позже остальных (как и вариации Блуменфельда и Эвальда). Сохранившаяся переписка Скрябина и Беляева это подтверждает.Через месяц после именин (22 декабря 1898 г.) М. П. Беляев в письме Скрябину напоминает «об обещанной <…> квартетной вариации на русскую песню»4.
24 декабря Скрябин отвечает: «Ничего, если я запоздаю немного с вариацией? Дело в том, что теперь я занят окончанием allegro, и мне очень трудно отвлечься от этой работы. Напиши, пожалуйста, мне крайний срок»5.
В канун нового года, 31 декабря Скрябин в письме снова упоминает о вариации: «Вчера целый вечер искал тему квартетной вариации, но напрасно; вероятно дорогой выронил из кармана. Будь так добр попросить Анатолия Константиновича <Лядова> написать ее и пришли мне тогда»6.
Беляев присылает тему в письме от 3-го января 1899 г., сопровождая ее следующими словами: «Дорогой Саша! При сем прилагаю тему русской песни, на которую тебе надлежит написать вариацию для струнного квартета»7.
В письме от 17 января [1899, Москва] Скрябин отвечает ему: «Прости, что задержу вариацию. Я совершенно потерял голову, сидел эти дни по 12 часов и утомился до последней степени»8.
22-го января М. П. Беляев пишет довольно резкий ответ: «Ждать вариации более недели (с получения этого письма) не согласен; а если ты потерял голову, то объяви о том в полицию, ибо иначе тебе самому ее никак не найти»9.
После этого письма уже через три дня 25-го января Митрофан Петрович пишет следующее: «Дорогой Саша! Благодарю тебя за вариацию, которую я получил и сегодня сам переписал голоса, а в Пятницу попробуем»10.
В этой переписке хорошо прослеживаются взаимоотношения Скрябина с Беляевым. С одной стороны, они близкие и дружеские, с другой, – это отношения строгого и требовательного издателя и рассеянного композитора. Так, благодаря рукописи удалось определить, что вариация была написана А. Н. Скрябиным по просьбе М. П. Беляева уже после именин. И творческий процесс работы над вариациями, приуроченный композиторами к празднику, не прекратился и после него.