Битва за Ленинград. Годы 1943 и 1944:
Документальные свидетельства из фондов отдела рукописей РНБ
Прорыв
Попытки прорыва блокады предпринимались неоднократно, начиная уже с осени 1941 г.: три — в районе Синявино и одна, самая продолжительная — на Любанском направлении. Синявинские наступательные операции нашли освещение в воспоминаниях офицера 86-й стрелковой дивизии И. М. Айзенштадта «В боях под Ленинградом». Он живо и достоверно описывает сражения в Невской Дубровке, на Невском пятачке, других участках Ленинградского фронта, передавая атмосферу изнурительного физического и психического напряжения людей, которое они испытывали в течение многих месяцев непрекращающихся боев:
«На каждом шагу постоянная опасность, страшная картина смерти и разрушения. Кругом окровавленные тела, оторванные головы, руки, ноги, внутренности, от которых иногда еще поднимался пар... Тут же разбитые пушки, сгоревшие танки, развороченные землянки».
В конце 1942 г., благодаря успешным боевым действиям под Сталинградом, возникли реальные предпосылки для прорыва блокадного кольца. План операции, получившей кодовое наименование «Искра», был разработан штабом Ленинградского фронта в конце ноября 1942 г. На ее подготовку Ставка отвела не более месяца: весной болотистые места стали бы непроходимыми. Однако в конце декабря 1942 г. случилась оттепель, и начало операции пришлось отложить на десять дней. Для обеспечения подхода к Неве было проложено около 50 км дорог. Особое внимание уделялось подготовке к ведению зимнего боя в лесу. В тылу каждого соединения были устроены полигоны, имитирующие условия участков наступления, проведены учения с боевыми стрельбами, а для командного состава — штабные игры. Всё происходило в обстановке строжайшей секретности, умело использовалась дезинформация.
Перегруппировка войск производилась исключительно ночью или в нелетную погоду. Немцы узнали о планируемом наступлении всего за несколько дней и не успели подтянуть резервы.
Частям Ленинградского и Волховского фронтов под командованием Л. А. Говорова и К. А. Мерецкова соответственно предстояло атаковать сильно укрепленный шлиссельбургско-синявинский район, который обороняли пять дивизий 18-ой армии (группа армий «Север») под командованием Г. Линдемана. Общая численность соединенной ударной группировки РККА достигала 303 тысяч солдат и офицеров. Ее превосходство над противником в живой силе достигало четырех с половиной раз, в артиллерии — семи, в авиации — двух, по количеству танков — десяти раз.
Сражение на шлиссельбургском выступе началось ночью с 11 на 12 января. Авиацией Волховского фронта и 13-ой воздушной армии Ленинградского фронта был нанесен массированный бомбовый удар на участке прорыва. 12 января в 9.30 утра началась артиллерийская подготовка. Через 2 часа 20 минут 67-я армия со стороны Невы, а несколько ранее подразделения второй ударной и восьмой армий Волховского фронта перешли в наступление. Пехота продвигалась медленно и неравномерно. За два дня боев расстояние между группировками, движущимися навстречу друг другу, сократилось до двух километров. Чтобы преодолеть их, потребовалось еще четыре дня, и наконец 18 января войскам удалось соединиться в районе рабочих поселков № 1 и № 5. В тот же день был освобожден Шлиссельбург и очищена от неприятеля территория южного побережья Ладоги. Ширина сухопутного коридора составила на различных участках от 8 до 10 километров. Связь с "Большой землей" была восстановлена.
Объединенная группировка 2-ой и 67-ой армий пыталась развить наступление и расширить плацдарм на юг, однако сходу этого не удалось. Противник закрепился на заранее подготовленной позиции. Тем не менее ожесточённые бои продолжались до конца января. Для того чтобы удержать завоеванные рубежи, советские войска перешли к позиционной обороне. Официальной датой окончания операции «Искра» считается 30 января 1943 г.
Бои отличались отчаянным кровопролитием. Общие потери РККА с 12 по 30 января составили 115 082 человека (33 940 — безвозвратно), причем на Волховском фронте количество убитых и раненых почти вдвое превосходило потери на Ленинградском фронте. У немцев было убито 13 тыс. человек и более 17 тыс. ранено. В качестве трофеев Красной Армии достались два новейших тяжелых танка Т-VI «Тигр», около четырехсот орудий и минометов, полторы сотни автомашин, большое количество боеприпасов.
Картину тяжелого военного быта, непосредственно относящуюся к операции по прорыву блокады, содержат небольшие по объему
воспоминания военного врача 131 стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии Волховского фронта Т. Н. Яковлева. Они дают прочувствовать реальную обстановку, в которой проходили бои в январе 1943 г.
«Стояла холодная морозная погода
1,
— писал он, — А в окопах переднего края нельзя было разжигать костер для обогрева бойцов и офицеров. Даже небольшой дымок вызывал прицельный огонь артиллерии и минометов противника. Обогревались солдаты лишь с помощью подвозимых жаровень с горячим углем». И далее как врач добавляет: «Понятно, что охлаждение ухудшало состояние раненых, особенно при потере крови...».
Между тем, таких свидетельств, которые принадлежали бы непосредственным участникам боевых действий, в отделе рукописей Российской национальной библиотеки немного. Такова специфика его архивного собрания, в котором преобладают документы, связанные с именами представителей научной и творческой интеллигенции.
Вскоре после успешного завершения операции вышел из печати литературно-художественный сборник под названием «Прорыв». Он собрал под своей обложкой очерки и рассказы военных корреспондентов, писателей-фронтовиков, посвященные недавним боям и подвигам отличившихся в них бойцов и командиров. Хорошо известный в литературных кругах журналист и издательский работник И. М. Басалаев откликнулся на него рецензией «Дела и люди прорыва блокады Ленинграда», в которой подчеркнул огромное воодушевляющее значение одержанной победы.
Свежие впечатления от происходящего нашли отражение и в очерке В. В. Вишневского «Прорыв блокады Ленинграда». Очерк был похож на его выступления по радио, для которого, вероятно, и был написан — блестящие вдохновенные импровизации, которые обладали заражающей и заряжающей энергией, производившей сильное впечатление на слушателей2. Очерк был построен по классическим канонам драматургического произведения. Начав с рассказа о прежних неудавшихся попытках прорыва блокады и подготовке нового наступления, Вишневский нагнетал нарастающее эмоциональное напряжение, которое вело к своей наивысшей точке — началу операции «Искра» и затем успешному ее завершению. В очерке была передана атмосфера высокого душевного подъема, охватившего бойцов во время наступления, а затем и весь город после успеха операции.
«Ленинград взбудоражен, — писал он в заключении, — люди высыпали на улицы. Улыбки и слезы. Город украшен флагами».
Эти и подобные им слова можно встретить едва ли не у каждого ленинградца, которому когда-нибудь довелось писать — в дневниках, воспоминаниях или письмах — о прорыве блокады. И все те, кто пережил ее, считал, что именно это событие оставило наиболее глубокий след в душах и памяти людей.
Оставило оно и плодотворный отзвук в творчестве ленинградских поэтов. Едва ли не самые проникновенные строки о блокаде принадлежат поэтам-женщинам, названным потом блокадными поэтессами. Среди автографов 1943 г. в собрании отдела рукописей РНБ находятся, в частности, черновые и беловые рукописи стихотворений Ольги Берггольц, Веры Инбер, Натальи Крандиевской-Толстой, Елены Вечтомовой, Людмилы Поповой3.
Между тем, основную и наиболее ценную часть документальных свидетельств, связанных с прорывом блокады, составляют в собрании отдела дневники. Записи, сделанные в них в конце января 1943 г., в чем-то схожи между собой. Унылый тон повествования о бомбежках и обстрелах (как в дневнике М. С. Коноплевой), о тяготах блокадного быта буквально «взрывается» радиосообщением со сводкой Информбюро, переданным поздно вечером 18 января. Вот строки из дневника инженера И. Д. Зеленской:
«Был обычный день и обычный вечер, большая усталость после целодневного мотания... и около одиннадцати внезапно эти слова: Волхов, Шлиссельбург и самое долгожданное — прорыв блокады».
И вслед за тем: «Радость и слезы на всех лицах!!»
(из дневника М. А. Бочавер), «Общее ликование. Объявления по городу. Флаги»
(запись В. К. Макарова).
И митинги, митинги, которые проводились повсеместно. Зеленскую, которая жила в общежитии, позвали на митинг сразу после объявления по радио. Сотрудница прядильно-ткацкой фабрики «Рабочий» С. М. Глазомицкая — запись из ее дневника приводит в своих воспоминаниях Бочавер — вернулась с митинга в 3 часа ночи. Всех переполняла радость. Авторы дневников писали о возникшем в те дни у ленинградцев чувстве некой общности и единения.
«С первых же слов ... мы с Лидой
4 ... бросились к репродуктору и заплакали, —
писала учительница О. В. Синакевич. — Я слушала — и думала о всех тех, кто в эти минуты слушал тот же голос, те же слова: в Ленинграде, Москве, Молотове, Новосибирске — всюду, где разбросаны сейчас наши родные и друзья, мы слушали сейчас одновременно, хоть и не вместе, — а все же вместе, может, и плакали сейчас вместе, хоть и не могли видеть друг друга, обменяться рукопожатием. Катя
5 слушала в своей сберкассе. Там половина служащих ленинградцы, вернее, — ленинградки, и все они плакали».
(ф.163, № 357, л.40 об.—41).
Даже С. К. Островская, переводчица, известная своим высокомерием, писала, что испытала в эти дни «редкое для меня и высокое чувство коллективной радости».
Вместе с тем к этому чувству у всех примешивалась горечь утрат. Уже на следующий день после прорыва блокады Зеленская записала в своей тетради: «У меня после первого прилива радости опять приступ тоски, думаю об ушедших, не доживших»6.
Представленные дневники обладают определенными стилистическими и жанровыми особенностями. Некоторые из них больше похожи на хронику внешних событий, нежели на записи о личных переживаниях. Последние отходили у многих на второй план или вовсе сводились к минимуму. Именно такой характер имел дневник М. С. Коноплевой. На его страницах она будто бы обращалась к стороннему читателю, вместо местоимения первого лица часто употребляла «мы» и «ленинградцы» и уже в июне 1943 г. предложила Гослитиздату опубликовать его.
В отличие от запрета на фронтовые дневники7, ведение дневников гражданскими лицами поощрялось. Более того, в конце 1941 г. по инициативе Института истории ВКП(б) была развернута компания в поддержку личных дневников, которая проводилась районными комитетами ВКП(б), руководителями ряда музеев и промышленных предприятий8. Они обратились к горожанам с призывом документировать происходящее, дабы в будущем легче было восстановить историю обороны Ленинграда. Многие стали писать, как горько заметил Д. С. Лихачев в своих воспоминаниях, «чтобы после хоть кто-нибудь узнал о том, как умирали миллионы»9 .
В ряде документов присутствуют следы последующей работы с текстом. Дневники редактировались, после войны часто переписывались. Подобный факт доподлинно известен, в частности, в отношении дневников А. П. Остроумовой-Лебедевой, хранящихся в ОР РНБ. О. В. Синакевич в эвакуации переписала свой блокадный дневник, который она вела зимой 1941–1942 гг. (об этом свидетельствует ее собственноручная помета), а в 1947 г. уже в Ленинграде — дневниковые записи 1942–1944 г., дополнив их выписками из писем, вклеенными рисунками, фотографиями и другим документальным материалом (справками, квитанциями, билетами). Таким образом появилось еще несколько общих тетрадей ее записок о своей жизни под общим заглавием «Жили-были»10.
Такой же синкретический характер носили и мемуары М. А. Бочавер «Это — было!» В них использованы полученные в ее распоряжение письма и воспоминания рабочих ткацкой фабрики и уже упоминавшийся дневник ее коллеги С. М. Глазомицкой11.
Документ совсем другого рода представляет собой дневник искусствоведа и музейного хранителя В. К. Макарова, хотя в нем также присутствуют копии писем. Его записи носят исповедальный характер. Автор дневника сосредоточен на своих проблемах и переживаниях. Записи содержат множество бытовых подробностей, которые касаются, в первую очередь, его здоровья и отношений с будущей женой, Зинаидой Петровной Анненковой, сестрой знаменитого художника. С ней Макарова разделяла разница в возрасте в 17 лет. Они познакомились в октябре 1942 г., когда он лежал в больнице им. Я. М. Свердлова на Старорусской улице; в ее стенах, собственно, и была написана бóльшая часть дневника за этот год. Анненкова была медиком и вскоре уехала на фронт, где оставалась до конца войны. Впоследствии эта женщина слово в слово переписала дневник своего мужа, благодаря чему мы теперь избавлены от необходимости разбирать его мелкий, хотя и вполне читаемый почерк.
Встречаются на страницах дневника интересные наблюдения, так сказать, «внешнего» порядка. Так, в самом конце 1942 г. Макаров отмечал уже ощущавшееся многими предчувствие скорых перемен:
«Разговоры "сестер" об уплотнении палат. Приток раненых с Ленингр<адского> фронта. Раненые в очень хорошем настроении. Намекают на близкие крупные успехи» (ф. 1153, № 55, л.41).
В декабре 1942 г. Макаров переселился в один из подвалов Исаакиевского собора, где в период блокады находилось хранилище фондов пригородных дворцов-музеев. Именно там утром 19-го января он узнал новость о прорыве блокады и оставил о ней в своем дневнике приведенную выше краткую запись.
Прорыв блокады Ленинграда имел решающее значение для исхода битвы за Ленинград. Не менее важно и то, что это событие стало переломным моментом в сознании ленинградцев, когда они поняли, что самое страшное уже позади. Лучше всего это ощущение передано в дневнике С. К. Островской, которая обладала редким умением адекватно излагать свои мысли. Вот что она писала в те дни:
«Прорыв блокады моего города.
Это значит, что мы — оставшиеся — выживем.
Это значит, что мы — оставшиеся — получили помилование: смертная казнь через пытку отчаяния, безнадежности, голода и отупения отменена.
Будут еще смерти, будут еще и бомбы, и снаряды... не все еще кончено... Сколько еще тяжкой черной работы... Но: блокада уже прорвана».
См. также выставку «Ленинградский День Победы»
И. М. Айзенштадт. В боях под Ленинградом. (Воспоминания о 86-й стрелковой дивизии, бывшей 4-oй дивизии народного ополчения). 1947—I960 гг. Ф. 1273 (Собр. материалов о Великой Отечественной войне), оп.1, № 27.
Илья Моисеевич Айзенштадт (1910–1979), выпускник факультета советского права ЛГУ, прошел путь от рядового ополченца до помощника начальника оперативного отделения штаба дивизии; некоторое время исполнял должность адъютанта командира 86-й стрелковой дивизии полковника А.М. Андреева. В 1943 г. был ранен на Синявинских болотах. Многократно переправлялся с правого берега Невы на «Невский пятачок», оставил подробную характеристику последнего как военного объекта и описал героическую и кровавую историю его обороны: за 1941–1943 гг. на этом участке фронта погибло около 50 000 человек.
Рисунок В. Н. Селиванова для газеты «На страже Родины». 1942 г.
Ф. 1249(Собр. рисунков ленинградских художников), оп.2, № 27.
Василий Николаевич Селиванов (1902–1982), художник-график, в годы войны заведовал ленинградской редакцией «Окон ТАСС».
См. подробнее
Врезка из карты «Битва за Ленинград» (М.: Картография, 1984).
Из книги: Ганкевич В.М. Прорыв блокады Ленинграда. Л., 1943. (Из опыта боев на Ленинградском фронте / Штаб и Полит. упр. Ленингр. фронта).
«Действующая Красная Армия. Ленинградский фронт. Н-ское подразделение в наступлении». Фотография Г. Ф. Коновалова. Январь 1943 г. (Фотохроника ТАСС; № 37250).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне».
«Блокада Ленинграда прорвана: встреча бойцов и командиров Волховского и Ленинградского фронтов в 1-м рабочем поселке». Январь 1943 г. Фотография С. Г. Нордштейна]. (Фотохроника ТАСС; № 37338).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/3-65
«Красное знамя вновь развевается над Шлиссельбургом».
20 января 1943 г. Фотография В. С. Тарасевича и М. А. Трахмана. (Фотохроника ТАСС; № 37316).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/3-64
«В боях за прорыв блокады Ленинграда: на улицах освобожденного Шлиссельбурга». 20 января 1943 г. (Фотохроника ТАСС; № 37313).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/3-63
«Населенный пункт южнее Ладожского озера, подожженный немцами при отступлении». Январь 1943 г. (Фотохроника ТАСС; № 37413–37414).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/5-2
«Населенный пункт южнее Ладожского озера, подожженный немцами при отступлении». Январь 1943 г. (Фотохроника ТАСС; № 37413–37414).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/5-2
«Блокада Ленинграда прорвана. Волховский фронт: автоматчики прочесывают лес в районе рабочих поселков». Январь 1943 г. Фотография С. Г. Нордштейна. (Фотохроника ТАСС; № 37346).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/3-67
«Блокада Ленинграда прорвана! Волховский фронт: По следам отступающих фашистских мерзавцев : район Синявино». Январь 1943 г. Фотография В. С. Лосина. (Фотохроника ТАСС; № 37337).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/3-66
«Действующая Красная Армия. Ленинградский фронт.
На освобожденной советской земле». Февраль 1943 г. Фотография В. С. Тарасевича и М. А. Трахмана. (Фотохроника ТАСС; № 37455).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/3-14
«Трофеи, взятые нашими войсками в дни боев за прорыв блокады Ленинграда». Январь 1943 г. Фотография Б. В. Уткина. (Фотохроника ТАСС; № 3729–3730).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/5-25
«Трофеи, взятые нашими войсками в дни боев за прорыв блокады Ленинграда». Январь 1943 г. Фотография Б. В. Уткина. (Фотохроника ТАСС; № 3729–3730).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 4б/5-25
Т. Н. Яковлев. При прорыве блокады Ленинграда. 1980-е гг.
Ф. 1273 (Собр. материалов о Великой Отеч. войне), оп.1, № 61.
Яковлев Тихон Николаевич (1913—?), врач-витаминолог, впоследствии — профессор Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.
Очерк вошел в сборник воспоминаний врачей—участников Великой Отечественной войны, бывших сотрудников поликлиники № 81 (Максимилиановской) (Л., 1985). На правах рукописи (под заглавием «Медицинская помощь раненым в стрелковом полку»).
Обложка книги «Прорыв» (Л.: Воен. изд-во. Отд-ние при Ленингр. фронте, 1943).
И. М. Басалаев. Дела и люди прорыва блокады Ленинграда: Рецензия на книгу «Прорыв». Л., 1943. Ф. 1076 (Басалаев), № 242.
Иннокентий Мемнонович Басалаев (1897–1964), журналист, писатель литератор, муж И. М. Наппельбаум (по первому мужу Фроман), редактор «Красной газеты». В годы войны сотрудничал в газетах «На страже родины» и «Ленинский путь»; с 1945 г. — бессменный редактор отдела прозы журнала «Звезда».
И. М. Басалаев. Дела и люди прорыва блокады Ленинграда: Рецензия на книгу «Прорыв». 1943.
И. М. Басалаев. Дела и люди прорыва блокады Ленинграда: Рецензия на книгу «Прорыв». 1943.
И. М. Басалаев. Дела и люди прорыва блокады Ленинграда: Рецензия на книгу «Прорыв». 1943.
В. В. Вишневский. Прорыв блокады Ленинграда. 1943 г.
Ф. 709 (Собрание автографов советских писателей), оп. 2 (редакция журнала «Звезда»), № 64.
Вверху зачеркнуто:" Бог войны" и «В.Вишневский, А.Крон, Лев Успенский».
Всеволод Витальевич Вишневский (1900–1951) в годы войны возглавлял оперативную группу писателей при политуправлении Балтфлота (ПУБАЛТе). По заданию последнего, вместе с А.А. Кроном и В.Б. Азаровым написал героическую комедию «Раскинулось море широко...», поставленную в 1942 г. Ленинградским театром музыкальной комедии. Его пьеса «У стен Ленинграда» ставилась в Театре Балтийского флота (1944) и в Камерном театре (1945).
В 1942–1944 гг. вместе с женой, художницей С.К. Вишневецкой, жил в доме М.В. Матюшина на улице профессора Попова, 10.
Подробнее об этом.
В. В. Вишневский. Прорыв блокады Ленинграда. 1943 г.
В. В. Вишневский. Прорыв блокады Ленинграда. 1943 г.
В. В. Вишневский. Прорыв блокады Ленинграда. 1943 г.
В. В. Вишневский. Прорыв блокады Ленинграда. 1943 г.
В. В. Вишневский. Прорыв блокады Ленинграда. 1943 г.
Дом М. В. Матюшина (по имени прежнего владельца известный также как особняк В. О. Михневича) на улице профессора Попова, 10 (прежнее название улицы — Песочная).
Фотография из архива Людмилы Всеволодовны Азаровой, дочери В. Б. Азарова; подпись — из ее воспоминаний:
«Так выглядел домик в 1942. Цифрами рукой отца отмечены двери и окна комнат, где жили В. Вишневский, В. Азаров, С. К. Вишневецкая, О. К. Матюшина».
См. подробнее
«Матюшина, Вишневский и Азаров возле дома на Песочной». 1942 г. (Из коллекции музея Юрия Инге)
Из дневника Елены Вечтомовой:
«...Была у Севки Азарова. Они втроём — Вишневский и Крон — живут у художницы Матюшиной в чудесной деревянной дачке. Тишина. Огороды. Сад. Кусты... Втроём они пишут героическую оперетту, выпускают „боевой листок“ их комнаты...»
(конец августа — начало сентября 1942 г.).
См. подробнее
Письмо В. С. Кульчицкой дочери, Раисе Михайловне Верейской, и ее сыну Владимиру. 20 января 1943 г.
Раиса Михайловна Верейская (урожд. Кульчицкая) (1902— после 1977), вторая жена художника Г. С. Верейского.
Ленинград, ул. Смоленская, д. 4.
Больница хроников. 21 отделение, 5 палата.
20 января
Дорогие мои деточки!
Поздравляю вас, мои родные, с великим праздником прорыва блокады, мы уже спали, нам сказали по радио, и все в одну минуту были на ногах и каждый по-своему выражал свою радость. Я в кровати, но уже лучше, простудилась, покраснели и опухли ноги. Раечка, не забудь отрезать верхнюю половинку картофеля с глазками <нижнюю готовьте> макать в золу и складывать в ящик, чтобы не гнила: когда будете везти, то еще посыплете золой, очень хорошо бы скороспелки. Вова наверное помнит, как я садила в марте. На фронт послали поздравление, благодарность и деньги. Наши все слава Богу еще живы. Света, Вадим и Ляля ранены в руки, про остальных не знаю. Вовенька, как можешь старайся в отношении <нрзб.> пропущенного не нагонишь, а все говорят, что способнее тебя нет. Обидно и стыдно, посмотри как все люди теперь работают. Мамочка и папочка не имеют минуты от дела. Крепко-крепко целую обоих и благословляю. Мама и бабушка.
Письмо В. С. Кульчицкой дочери, Раисе Михайловне Верейской. 20 января 1943 г.
Письмо направлено в село Емуртла (в адресе ошибочно: Елуртла) Упоровского района Омской (с 1944 г. Тюменской) области. Туда в ноябре—декабре 1941 г. из блокадного Ленинграда было эвакуировано 155 детей из семей творческой интеллигенции — учащихся интерната архитектурного фонда ленинградского отделения Союза архитекторов СССР. Интернат оставался в Тюменской области до августа 1944 г., его воспитанников называли «емуртлинскими ленинградцами». Некоторые из них скончались там. В 2018 г. на месте 14 детских могил был установлен памятник с надписью «Юным ленинградцам, не дожившим до Великой Победы».
См. подробнее:
Могила ленинградцев-блокадников в Емуртле.
Проект «Память: Емуртла-Ленинград».
Е. А. Вечтомова. Восемнадцатое января. 1943 г.
Ф. 552 (А. Г. Островский), № 1943.
Елена Андреевна Вечтомова (1908–1989), писательница, жена поэта Ю. А. Инге, погибшего при переходе кораблей Балтийского флота из Таллина в Кронштадт. Отказалась от эвакуации; вместе с сыном, будущим выдающимся генетиком, академиком РАН С. Г. Инге-Вечтомовым, всю блокаду прожила в Ленинграде, в 1942 г. была ранена; работала военным корреспондентом газеты «На страже Родины», газет Волховского фронта; выступала на радио, в госпиталях, на кораблях; готовила к изданию стихи мужа, работала над незавершенной им историей минного заградителя «Марти». После войны была председателем секции документально-художественной прозы ленинградского отделения Союза писателей, вела занятия в ЛИТО «Радуга», участвовала создании Музея Юрия Инге в библиотеке Стрельны, названной в его честь.
Из дневника Елены Вечтомовой:
«Блокада прорвана! В четыре утра — стук в дверь, Илья Груздев: „Нас зовут на радио“. В шинели, без кителя бросилась на улицу. Догнал Борис Четвериков. Патруль проверяет документы и поздравляет. В студии бледные радостные лица. Целуемся с Олей Берггольц, Борей Лихаревым, Яшей Бабушкиным... Надо делать что-то для тебя самое естественное, — у микрофона написала двенадцать строчек».
См. подробнее
Н. В. Крандиевская-Толстая. Три верности: Стихотворение, посвященное А. П. Остроумовой-Лебедевой. 1943 г.
Ф. 163 (Второвы И. А. и Н. И., Синакевич О. В.), № 547, л. 23.
Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая (1888–1963), поэтесса, жена А. Н. Толстого. В годы войны пренебрегла возможностью эвакуироваться, жила с сыновьями Дмитрием и Никитой на Каменноостровском пр., д. 26–28 («Доме Бенуа»). 12 ноября 1943 г. в Центральном доме литераторов в Москве состоялся ее творческий вечер (организован при содействии С. Я. Маршака и К. А. Федина).
См. также: Толстой Д. А. Для чего все это было: Воспоминания. СПб., 1997. 622 с.
Н. В. Крандиевская-Толстая. Три верности: Стихотворение, посвященное А. П. Остроумовой-Лебедевой. 1943 г.
М. С. Коноплева. «В блокированном Ленинграде»: Дневник, 22 июня—19 янв. 1943 г. Ф. 368 (Коноплева), № 3.
Мария Сергеевна Коноплева (1871—?), искусствовед, научный сотрудник Русского музея и Эрмитажа.
М. С. Коноплева. «В блокированном Ленинграде»: Дневник, 22 июня—19 янв. 1943 г.
М. С. Коноплева. «В блокированном Ленинграде»: Дневник, 22 июня—19 янв. 1943 г.
М. С. Коноплева. «В блокированном Ленинграде»: Дневник, 22 июня—19 янв. 1943 г.
И. Д. Зеленская. Дневник. 7 июля 1941 г. — 6 мая 1943 г. Автокопия.
Опубл.: «Я не сдамся до последнего...»: Записки из блокадного Ленинграда / Сост.: А. М. Ковальчук (отв. ред.), А. И. Рупасов, А. Н. Чистиков. СПб.: Нестор-История, 2010. С. 10–156; «...Жизнь оказалась сильнее смерти...»: Дневник И. Д. Зеленской, [1943–1947 гг.] / Публ. Е. М. Аксененко // Ежегодник рукоп. отдела Пушкинского Дома на 2014. Спб., 2015. С. 501–554.
Ирина Дмитриевна Зеленская (1895–1981), инженер, экономист. Родилась в Симферополе. Окончила гимназию в Минске. Жила в Нижнем Новгороде, с 1937 г. — в Ленинграде. В годы блокады работала на 7-й электростанции, в 1943 г. перешла в отдел обеспечения семей военнослужащих Свердловского* райисполкома. После войны работала в ЦКБ-17 завода им. С. Орджоникидзе, в 1960-е гг. возглавляла созданную ею общественную библиотеку на Новороссийской улице.
* Так в 1936–1961 гг. называлась западная (ближняя к Финскому заливу) часть Василеостровского района; граница между ними проходила по 12-й и 13-й линиям.
И. Д. Зеленская. Дневник. 7 июля 1941 г. — 6 мая 1943 г. Автокопия.
И. Д. Зеленская. Дневник. 7 июля 1941 г. — 6 мая 1943 г. Автокопия.
И. Д. Зеленская. Дневник. 7 июля 1941 г. — 6 мая 1943 г. Автокопия.
М. А. Бочавер. «Это — было!»: [Прядильно-ткацкая фабрика «Рабочий» в годы военной блокады, сент. 1941 г. — янв. 1944 г. Быт и нравы блокадных лет]. Воспоминания. 1983 г.
Ф. 1273 (Собр. материалов о Великой Отеч. войне), оп.1, № 29.
Из статьи Джеффри К. Хасса «Выживание и страдание в годы блокады Ленинграда»*:
«В ответ на предложение заведующего ее отделом эвакуироваться, категорически отказалась покидать Ленинград, несмотря на то, что голодала. Она была комсомолкой, семьи у нее не было, и потом, что же будет с Ленинградом, если вся молодежь решит эвакуироваться? Ее начальник написал директору завода, просил оставить ее на повышенном окладе. Когда состояние ее здоровья ухудшилось, секретарь парткома на этот раз приказал ей эвакуироваться — и, вновь отказавшись, она попала в стационар.»
* См. в кн.: Блокадные нарративы: Сб. ст. / Сост., предисл. П. Е. Барсковой, Р. Николози. М., 2017. (Научное приложение к «Новому литературному обозрению»; Вып. 165).
О. В. Синакевич. «Жили-были». Дневниковые записи и выписки из писем 1942–1943 гг. 1947 г.
Ф. 163 (Второвы И. А. и Н. И., Синакевич О. В.), № 356.
Ольга Викторовна Синакевич (урожд. Яфа) (1876–1959), педагог, внучка этнографа и археолога Н. И. Второва, выпускница Высших женских (Бестужевских) курсов, член религиозно-философского кружка «Воскресение». В 1929 г. была арестована, отбывала заключение на Соловецких островах и в Вологде. Первую блокадную зиму пережила в Ленинграде, в августе 1942 г. вместе с Л. А. Шохор-Троцкой эвакуировалась в казахский поселок Иртышск Павлодарской области, где оставалась до октября 1945 г.
Лидия Александровна Шохор-Троцкая (1912–1983), библиограф. ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, племянница сотрудника Государственного музея Л. Н. Толстого К. С. Шохор-Троцкого. В марте 1942 г. потеряла сына, в сентябре — мужа. В Иртышске заведовала районной библиотекой. Подробнее о ней.
О. В. Синакевич. «Жили-были». Дневниковые записи и выписки из писем 1942–1943 гг. 1947 г.
О. В. Синакевич. «Жили-были». Дневниковые записи и выписки из писем 1942–1943 гг. 1947 г.
О. В. Синакевич. «Жили-были». Дневниковые записи и выписки из писем 1942–1943 гг. 1947 г.
М. С. Коноплева. Дневниковые записи ноября 1942 г.—1 янв. 1943 г. Ф. 368 (Коноплева М. С.), № 3.
Фабрика «Рабочий». Пр. Обуховской Обороны, 86.
В дни блокады фабрика — единственные работающее текстильное предприятие в Ленинграде — перешла на производство тканей для пошива обмундирования и плащ-палаток для нужд фронта. В конце войны ее коллектив был награжден Красным Знаменем Государственного Комитета Обороны СССР. В 1975 г. на здании фабрики установлена мемориальная доска "Памяти сотрудников в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.
В. К. Макаров. Дневник, 1942–1945 гг.
Ф. 1135 (В. К. Макаров), № 54.
Макаров Владимир Кузьмич (1885–1970), искусствовед. В 1920–1928 гг. — директор дворца-музея в Гатчине. В 1928 г. выслан в Череповец за «сокрытие» описей дворцового имущества, предназначенного к распродаже через конторы «Госторга» и «Антиквариата». В марте 1932 г. вернулся в Ленинград. До войны заведовал Отделением прикладного искусства Эрмитажа. В Ленинграде пережил всю блокаду. С авг. 1941 по февр. 1945 г. — профессор-консультант Отдела охраны памятников Ленсовета, с 1944 г. — зам. председателя Государственной закупочной комиссии Управления по делам искусств. Участвовал в обходе жилья коллекционеров, составлении описи выморочного имущества; занимался фиксацией ущерба, нанесенного историческим памятникам Ленинграда и его пригородов. В 1951–1963 гг. работал в отделе эстампов ГПБ.
О его дневнике см. также: Peri Alexis. The War Within: Diaries from the Siege of Leningrad. Cambridge, 2017. P. 119–121.
Макаров В. К. Дневник. Копия З. П. Анненковой. Ф. 1153, № 55.
С.Н. – Серафима Николаевна Балаева, сотрудница Гатчинского дворца-музея, в 1941–1944 гг., вместе с другими сотрудники пригородных музеев Ленинграда, жила и работала в Исаакиевском соборе.
См. о ней в разделе "Утраты"
Макаров В. К. Дневник. Копия З. П. Анненковой.
С. К. Островская. Дневник. 1942–1943 гг.
Ф. 1448 (Островская С. К., Драницын С.Н.), оп. 1, № 12.
София Казимировна Островская (1902–1983), переводчица, мемуаристка, агент НКВД (с 1943 г. — наркомата госбезопасности).
Дневник опубликован. См.: Островская С. К. Дневник / Вступит. ст. Т. С. Поздняковой; Послесл. П. Ю. Барсковой; Подгот. текста и коммент. Т. С. Поздняковой и П. Ю. Барсковой. М., 2013. 760 с. (Россия в мемуарах).
Из отзыва Льва Лурье об этой книге:
«Книга неприятная, даже страшная. Но, как бы ни относиться к автору, перед нами свидетельство огромной ценности».
См. подробнее
Елена Израилевна Рывина (1910 — 1985), поэтесса, журналистка. В годы войны входила в группу писателей при Политуправлении Ленинградского фронта, работала в газете «На защиту Ленинграда».
См. подробнее
С. К. Островская. Дневник. 1942–1943 гг.
Ф. 1448 (Островская С. К., Драницын С. Н.), оп. 1, № 12.
С. К. Островская. Дневник. 1942–1943 гг.
Ф. 1448 (Островская С.К., Драницын С.Н.), оп. 1, № 12.
С. К. Островская. Дневник. 1942–1943 гг.
Ф. 1448 (Островская С.К., Драницын С.Н.), оп. 1, № 12.
С. К. Островская. Дневник. 1942–1943 гг.
Ф. 1448 (Островская С.К., Драницын С.Н.), оп. 1, № 12.
«8 ГРЭС после ожесточенных боев». Февраль 1943 г. (Фотохроника ЛенТАСС ; № 40247).
Из коллекции Русского книжного фонда «Ленинград в Великой Отечественной войне». Л3-310ф 13/2–27
С. К. Островская записала в своем дневнике, что в январе 1943 г. начались первые в ту зиму морозы, когда температура снизилась до 20 градусов.
Лидия Александровна Шохор-Троцкая, племянница Надежды Семеновны Шохор-Троцкой, подруги и невестки О. В. Синакевич (обе были замужем за братьями).
Екатерина Александровна Шохор-Троцкая, сестра Лидии, жила вместе с ними в эвакуации.
Дневник
И. Д. Зеленской и дневник
С. К. Островской. Свободного доступа к полным текстам дневников в интернете нет.
Негласный приказ об этом был мотивирован тем соображением, что дневники могли попасть "в руки врага". Поводом для запрета послужил подобный случай с дневником майора НКВД Ивана Шабалина, полным пораженческих записей (Шабалин погиб осенью 1941 г.). Дневник был переведен на немецкий и использован пропагандистами рейха.
См.: Грушка С. Как писать «я» в эпоху «мы»?: Поиски идеологически допустимого дневника во время ленинградской блокады (1941–1944 гг.) // Конструируя «советское»?
Политическое сознание, повседневные практики, новые идентичности. СПб., 2019. С. 28–35.
Лихачев Д.С.Воспоминания. СПб., 1995. С. 344.
ОР РНБ, ф. 163, № 356–358.
После войны С.М. Глазомицкая стала первым деканом факультета художественной обработки текстиля Ленинградского высшего художественно-промышленного училища им. В.И. Мухиной (ныне – Санкт-Петербургская художественно-промышленная академия им. А.Л. Штиглица).
