Творчество А.К. Глазунова (1865–1936) в его рукописном наследии
25-летний юбилей творческой деятельности А.К. Глазунова
Концерт, на котором прозвучала Первая симфония А.К. Глазунова, сделавшая его известным композитором, запомнился многим слушателям. Об этом концерте вспоминали и 25 лет спустя в связи с празднованием, посвященном этой дате в творческой деятельности Александра Константиновича. Так, в очерке, опубликованном в газете «Петербургский листок», речь шла именно об этом событии:
«Зал Дворянского собрания был полон, и среди публики шли оживленные толки об авторе симфонии, долженствовавшей исполняться в концерте. С обычной добродушной улыбкой поднялся М.А. Балакирев на дирижерское место и взмахнул палочкой. Все затихло. Оркестр заиграл первое allegro первой симфонии Глазунова, и по мере дальнейшего исполнения последующих частей симфонии в публике все более усиливалось удивление и восхищение неведомым автором.
Но вот окончили и симфонию. Раздались шумные рукоплескания и вызовы.
– Автора! Автора! Автора!...
На эстраду выходит бледный, словно испуганный и до нельзя переконфузившийся мальчик в форме реалиста, и робко, растерянно, с какою-то детскою застенчивостью раскланивается публике.
Это был Александр Константинович Глазунов, семнадцатилетний автор симфонии, сразу же обратившей на него внимание всего столичного музыкального мира»1.
Днем концерта было назначено 27 января, как самая близкая к точному сроку юбилея дата, когда концерт мог проходить в лучшем концертном помещении Санкт-Петербурга – зале Дворянского собрания. В процитированном выше официальном обращении сообщается, что в программу концерта планировалось «включить 1-ю симфонию, с которой началась публичная художественная деятельность композитора, и 8-ю симфонию, как самое последнее его произведение, – под управлением Н.А. Римского-Корсакова (1-я с<имфония>) и А.И. Зилоти (8-я с<имфония>); антракт же между исполнением этих сочинений предназначить для чествования композитора под звуки написанных к этому случаю фанфар»3.
Торжественное празднование юбилея должно было отразиться и в периодических печатных изданиях. Так, редактор «Русской музыкальной газеты» Николай Федорович Финдейзен запланировал специальный монографический выпуск, посвященный творчеству А.К. Глазунова. В архиве Финдейзена мы находим сведения об этом:
«Еще один, прежний, гусь – подтвердил мне гусевство – отказался-таки от статьи о Глазунове, хотя и в самой комплиментарной форме и обещая сотрудничество. Сейчас же послал просьбу Энгелю. Ответ утвердительный. Хорошо, если сдержит слово»4.
В этой записи Н.Ф. Финдейзен говорит об Александре Вячеславовиче Оссовском, который не только возглавлял Комитет, но и должен был написать монографию о Глазунове, что подтверждается письмом Оссовского Финдейзену:
«Обстановка Вашего родного кабинета, так сказать, насыщенная искусством и непоколебимою энергиею, и Ваши симпатичные разговоры быстро убили во мне сомнения при нашем объяснении в понедельник. А теперь они овладевают мною все дальше и дальше <…>. Не могу я взяться за предложенную Вами работу. Право же, мне никак не справиться со временем. Подумайте: служба, срочная работа по словарю, срочная же монография о Глазунове, секретарские обязанности по Комитету, да еще статья для Вашего журнала <…>. Очень тяжело писать две однородных статьи по одному и тому же предмету. Надо напрягать мысли и язык, чтобы не впасть в скучные повторения и, оставаясь во всем верным себе по существу <…>. Кроме того, мне представляется не вполне корректным в отношении Комитета преподнести ему для заказа – подогретое блюдо, т. е. материал, в самой существенной части уже опубликованный в печати. Ведь Глазунов, как симфонист, – да это почти вся задача моей монографии за вычетом биографической части»5.
Оссовский действительно писал монографию о Глазунове, которая вышла в том же 1907 г.6, и его отказ был вполне обоснован, хотя и нарушал планы Финдейзена. Но помимо Оссовского были другие авторы, поддержавшие инициативу редактора «Русской музыкальной газеты». Одним из них стал музыкальный критик, композитор и московский корреспондент «Русской музыкальной газеты» – Юлий Дмитриевич Энгель. Тем не менее, работа над статьей о Глазунове, как выясняется из его писем, продвигалась нелегко и сразу вызывала у автора некоторые сомнения:
«Благодарю Вас за предложение. Но беда вот в чем. Ведь Гл<азунов> – петербуржец. Я с ним даже не знаком. Таким образом, одного из вспомогательных средств для характеристики его музыки я лишен – а именно тысячи впечатлений, остающихся от общения с композитором, его близкими и его музыкой, как она исполняется им самим и по его внушениям. Но и помимо этого – Глазунова то я мало знаю. Живые впечатления от его музыки далеки от меня – лучшие его вещи исполнялись у нас давно, а многих я вовсе не слыхал. Конечно, можно взять ноты, – но ведь этого мало. Словом, я боюсь, что я о Глазунове не смогу сказать чего-нибудь свежаго и интересного»7.
Однако, взявшись за работу, Юлий Дмитриевич подготовил статью «Глазунов, как симфонист», которая в конечном результате вошла в пять номеров «Русской музыкальной газеты»8. В письме от 17 декабря 1906 г. Ю.Д. Энгель написал Н.Ф. Финдейзену: «Посылаю Вам статью о Глазунове. Она грозится выйти втрое длинней, чем я раньше предполагал: вместо 300–350 строк 800–1000 <…>. Сам я статьей недоволен, ибо Глазунова нащупываю во время писания, а не создал себе полного образа раньше»9. Однако Николаю Федоровичу статья понравилась, о чем свидетельствует запись от 25 декабря 1906 г. в его Дневнике: «Теперь хлопоты с № 1, для которого есть уже немало, готовы клише, общий план, очень недурная статья Энгеля, наконец-то сделавшегося сотрудником газеты и не обманувшего меня, наподобие Оссовского»10.
Велась работа и по подготовке поздравительных текстов для юбиляра. Сохранилось письмо сотрудника «Русской музыкальной газеты» Евгения Максимовича Петровского от 20 января 1906 г. о сочинении текста адреса А.К. Глазунову.«Дорогой Н<иколай> Ф<едорович>! Вы, который, конечно, сердитесь на мою медлительность с проектом адреса, рассердитесь еще более, узнав, что, прошагав сегодня около часу по комнате, я так и не мог составить ничего путного. Проклятое “Многоуважаемый А.К. Вы, который…” так долбило мою голову, что мысль никак не могла отпрыгнуть от этого заколдованного места. Чтобы освободиться от нее, я был вынужден составить адрес стихотворный, который (Вы, который) прилагаю, хотя вряд ли он пригодится. Отделавшись от “которого” и сосредоточив мысли на юбиляре, я увидал, что все натуральные и свежие мысли, которые вызывались этой темой, к адресному стилю вовсе не подходят, и, как 1-ый №, могут показаться не… совсем приличествующими случаю. Пришлось составить нечто надутое и высокопарное, что мне не нравится и что не понравится и Вам. На всякий случай и сей набросок прилагаю, но буду доволен, если он, как и стихотворный, не подойдет к употреблению. В последнем случае Вы составите что-нибудь гораздо лучше, и дело будет в шляпе.
Многоуважаемый А.К.
После ярких и увлекательных звуков только что отзвучавшей симфонии, такой бодрой, свежей и юношественной, – в ожидании могучих, возвышенных и глубоко-серьезных звуков новой Симфонии, которую сейчас услышим, вся похвалы покажутся бледными и невыразительными. Не значительнее ли всяких хвалебных слов эти две симфонии, две высокие колонны триумфальной арки, которую Вы воздвигли себе и русской музыке, и чрез которую бодро вступаете теперь, в полной силе, в цветущем здоровье своего богатого таланта, в 26-ой год Вашей деятельности. По ту сторону арки находятся безмерные богатства, завоеванные Вашим творчеством и принесенные Вами в дар русскому искусству и народу. Впереди – новое, еще более обширное поле, которое Вы, архитектор звуков, покроете новыми роскошными дворцами, разобьете на нем новые волшебные сады своих гармоний и напевов. В красоте их причудливых аллей, среди роскоши этих воздушных, невидимых зданий, благодарные слушатели будут вновь и вновь находить забвение от тревог дня, отдохновение от будничной суеты и прозы, как находили и находят все это в том, что подарили им 25 лет Вашей непрерывной творческой работы. Дела таланта Вашего говорят и будут всегда говорить более, чем это может быть выражено в юбилейных хвалах. Одно лишь простое пожелание, уважаемый А. К., пожелание Вам долгих, долгих и счастливых дней и лет не утратить своей выразительности и силы, ибо эту силу, эту выразительность придает ему его искренность.
(Пожелание это просят Вас принять редактор и сотрудники РМГ)
Многоуважаемый А.К. Глазунов11
Нам Бетховена милей,
Самый ранний, самый скорый
Заслужили юбилей.
Вы, которому хваленья
Сыплет мир со всех сторон,
Вы – могучи, без сомненья,
Как остриженный Самсон.
Вы, как истый моцартёнок,
Только глянувши на свет,
Говорят, еще с пеленок
Написали свой квартет;
Вы – творец восьми симфоний
И пятнадцати поэм,
Что прекрасней всех “Февроний”
По изысканности тем.
Велики Ваши творенья,
Им нет счета, нет числа, –
Четверть века к вдохновеньям
Вас нелегкая несла.
Веселы, как пляски негра
Ваши первые Allegro,
Ваши скерцо – без примера,
Как старинная мадера
Веселят, живят, пленяют,
Опьяняют, в сон вгоняют…
Дышит в Ваших Andantino,
А мелодии в финалах –
как шампанское в бокалах,
Что ж сравниться может с кодой!
Разве только виски с содой
Или польский мед?!
Ваши вальсы жарче лета,
Ваши танцы для балета
Холодны как лёд.
По порядку не отметим
Ваших партитур,
Пусть А. О. займется этим,
Автор трех брошюр12.
Ликованьем переполнив
Наше естество,
Превратим мы юбилей Ваш
В Вакха торжество.
С разрешенья комитета
(Что готовил юбилей),
Вам желает многа лета
“Музыкальная Газета”
(За год, на дом – 5 рублей)»13.
Специально для юбилейного номера «Русской музыкальной газеты» Александр Константинович выслал в редакцию свой фотопортрет и автограф 8-й симфонии, сопроводив их следующим письмом: «Многоуважаемый Николай Федорович, при сем посылаю портрет и рукопись 3-х страниц 8-й симфонии. Последнюю я начал было писать на бумаге обыкновенного формата, но потом решил взять большой формат. Портреты имеются и лучшие, но они не готовы и находятся в работе у фотографа Буасонна14. с истинным почтением А. Глазунов»15. О получении этих материалов Н.Ф. Финдейзен записал в своем Дневнике: «Сегодня от Глазунова портрет с автографом и 3 стран<ицы> партитуры 8-й симфонии (на мою просьбу). Роскошь неожиданная»16. Факсимиле рукописи и фотография композитора были опубликованы в приложении к юбилейному номеру.
Несколько дней спустя, 30 января 1907 г., Николай Андреевич Римский-Корсаков поделился впечатлениями о торжествах в честь Глазунова с музыкальным критиком Семенем Николаевичем Кругликовым:«Юбилейный концерт прошел прекрасно при полном зале. Программа была такова: (1) 1-я симфония E-dur (дириж<ер> – я), затем (2) “Встреча” Лядова, с которой юбиляр вышел на эстраду. Начались приветствия; было более сорока депутаций, подносивших адресы, венки и т. п.; адресы не читались. Под конец был прочитан длинный список телеграмм из России и заграницы и в том числе названа была и Ваша. Юбиляр сошел с эстрады под звуки моей “Здравицы” (3), по требованью повторенной. За сим шла 8-я Симфония (4) под управлением Зилоти, а в заключение Шаляпин, в качестве приветствия, пропел с оркестром “Вакхическую песнь”. По-видимому, все имело весьма сердечный характер, и юбиляр был доволен и в краткой речи благодарил всех17. Ужинали по подписке в клубе экономистов. Мы вернулись домой в 6 ч. утра. В воскресенье был балет при полном зале18: давали Испытание Дамиса, 4 времени года и 3-й акт Раймонды. На сцене была устроена обычная овация с поднесеньями от балета. Юбиляр отвечал речью»19.
Сохранилось несколько записей карандашом по поводу юбилея А.К. Глазунова. Одна из них, подписанная неустановленным лицом гласила: «В ночь с 27 на 28 янв<аря> 1907 за ужином в честь Глазунова, по случаю его 25 л<етнего> юбилея»20. В архиве Н.А. Римского-Корсакова есть меню этого ужина. На его обороте композитор оставил своему учителю памятную надпись-автограф: тему Концерта для скрипки с оркестром, ор. 82. Возможно тогда же, тем же простым карандашом были сделаны еще две записи о памятном дне, которые остались в архиве Николая Ивановича Абрамычева (пианиста, композитора, преподавателя и помощника инспектора Петербургской консерватории). Одна из них принадлежит известному певцу Федору Ивановичу Шаляпину, принимавшему участие в праздничном концерте: «Юбилей дорогого А.К. Глазунова»21, а вторая – создателю первого оркестра русских народных инструментов Василию Васильевичу Андрееву: «Прекрасный день юбилея А.К. Глазунова. 25 лет труда, огромного таланта и, что дорого в особенности, русского таланта»22.Некоторые детали празднования были отражены в «Русской музыкальной газете»:
«На эстраду выходит Н.А. Римский-Корсаков один из музыкальных родителей юбиляра. Он хочет дирижировать 1-ую симфонию, но это не легко сделать сразу. Долгими, горячими и веселыми аплодисментами публика показывает, как бесконечно ей дорог и мил этот высокий, худощавый старик, строгий и серьезный. Наконец симфония начинается. Кажется, ее мало слушают, но аплодируют после первой части, после второй, третьей, последней. Юбиляр кланяется с места, потом выходит на эстраду. Оркестр играет несколько ординарных фанфар, – “здравица”, сочиненная А.К. Лядовым. Начинается дефиле депутаций. Шествие открывает Н.А. Римский-Корсаков. Изменив свою обычную походку в какую-то неестественно замедленную, долженствующую быть торжественной, поступь, он тихо движется к юбиляру во главе комитетской группы. Несколько коротких слов “постановили учредить стипендию Вашего имени”, передается адрес, и затем – самый великолепный и значительный момент юбилея – долгий, продленный, повторяемый поцелуй, которым закончил свое приветствие Н<иколай> А<ндреевич>.”»23.
Помимо основного концерта, где звучали симфонические сочинения, был дан концерт камерной музыки, где были исполнены Первый и Пятый квартеты Глазунова, Вторая фортепианная соната и Прелюдия и фуга для органа. В Большом зале консерватории также проходили чествования ее директора.
В том же 1907 году на торжественной церемонии в Лондоне Глазунов получил диплом на почетное звание доктора музыки honoris causa Оксфордского и Кембриджского университетов. Об этом событии 9 июня 1907 г. Александр Константинович Глазунов написал Карлу Францевичу Фюсно из Лондона: «В среду Кэмбриджский (так!) университет подносит мне степень доктора музыки. Меня оденут в мантию и будут читать мне речь на латинском языке, в которой оратор перечислит все мои заслуги. Слава Богу, что самому мне придется молчать…»24.
О том, что думал по поводу прошедших торжеств сам юбиляр, мы узнаем из его письма к другу и учителю – Н.А. Римскому-Корсакову: «Если доживу до 50-летнего юбилея, то ни за что второй раз не подвергну себя этой лестной, сладкой, но в то же время и мучительной трепке. Мне дорого, когда я замечаю, что меня ценят молча. Конечно, исключение из этого составляет истуканское отношение Анатолия [Лядова], от которого никогда не узнаешь – любит ли он или ненавидит. Наоборот, словоизвержение и возведение в гении также невыносимо»25.
И все же он был очень благодарен всем, кто принял участие в подготовке и праздновании юбилея. Высказать свою признательность Александр Константинович решил на страницах «Русской музыкальной газеты».
«Позвольте прибегнуть к посредничеству вашей уважаемой газеты, чтобы выразить мою самую глубокую благодарность образовавшемуся в Петербурге под председательством дорогого учителя моего Н.А. Римского-Корсакова, комитету, устроившему празднование двадцатипятилетнего юбилея моей композиторской деятельности, а также всем музыкальным, художественным и просветительным учреждениям, государственным, общественным и частным, в лице их представителей, всем деятелям на поприще науки, музыки и искусства вообще, представителям прессы и частным лицам, почтившим меня устройством в мою честь концертов, приветствиями в форме писем, телеграмм или статей, поднесением адресов, венков и подарков, или личным присутствием при моих чествованиях. Чувства, пережитые мною в эти высокознаменательные для меня дни, никогда не изгладятся из моей памяти. Я могу сравнить их разве только с тем глубоким нравственным потрясением, которое я перенес еще в юношеском возрасте, когда 25 лет тому назад, в том же зале дворянского собрания, впервые услышал в красках оркестра мою первую симфонию. А то сочувствие, которое выказало ныне мне общество, и признание им моих художественных трудов служат для меня наивысшей наградой за мое посильное служение искусству»26.
Чествование, о котором идет речь, разумеется, не было последним в жизни А.К. Глазунова. В 1915 и в 1925 гг. отмечались 50-летие и 60-летие со дня его рождения. В дни празднований неизменно звучала его музыка, а поклонники его таланта присылали поздравления из разных стран мира.
В 1928 г. А.К. Глазунов для участия в жюри по присуждению премии имени Шуберта был командирован в Австрию. Как известно, в СССР он не вернулся. Композитор скончался в Париже в 1936 г., где и был похоронен.
Спустя 36 лет, в 1972 г. его прах был перевезен в Ленинград и перезахоронен в Некрополе мастеров искусств в Александро-Невской лавре. Это событие отмечалось очень торжественно. На улицах города собрались тысячи почитателей великого композитора. Его музыка воспроизводилась множеством репродукторов, раздаваясь по всему городу, а могила была засыпана огромным количеством цветов.Это было очередным признанием заслуг великого русского композитора, творчество которого было и остается «безупречно строгим по вкусу, ясным и внутренне цельным».