Освоение испанского языка
Одной из задач, которую Глинка поставил для себя, собираясь посетить Испанию, — изучение испанского языка. Как известно, его лингвистические способности проявились уже во время обучения в Благородном пансионе. Там он выучил латинский, французский, английский, персидский и немецкий. Причем, по его собственным словам, последним он овладел в течение полугода. Зная несколько языков, Глинка, будучи музыкантом, особенно остро ощущал специфику их звучания, и был чрезвычайно требователен к возможностям поэтической речи в ее синкретическом слиянии с музыкой. В этом смысле он не жаловал язык французский, отношение к которому сформировалось еще в годы учения. «Мне этот язык, вовсе не поэтический, казался чем-то диким и никак не входил в голову», – сетовал он. И хотя впоследствии Михаил Иванович овладел французским языком в достаточной мере, но негативное отношение к нему, особенно в качестве поэтического текста к вокальным произведениям, сохранилось. «Моя музыка теряет на французском языке, и теперь я хлопочу о переводе некоторых романсов на итальянский и испанский язык, с тем, чтобы потом издать их в Париже», – писал Глинка. Эта идея о переводе текстов, высказанная в письме к матери из Парижа 22 ноября/4 декабря 1844 г., возникла у него именно в то время, когда он активно занялся изучением испанского языка, о котором он впоследствии напишет: «Испанский язык силен, выразителен и довольно приятен для слуха».К весне 1845 г. – времени отъезда в из Парижа (где годом ранее известным мастером литографического дела Леоном Кудерком был изготовлен его портрет), у Глинки уже были некоторые языковые познания, поскольку первые опыты в овладении испанским языком, как известно, относятся к 1830 г., когда в Милан, где в то время жил композитор, из Испании приехал музыкант Кватрини (впоследствии дирижер оркестра в Варшаве), под чьим руководством Глинка и приступил к занятиям. Он упоминает об этих занятиях и в «Записках», и в письме к матери из Парижа в 1844 г., объявляя ей о своем желании посетить страну своей давней мечты: «...более всего меня влечет в Испанию. Эта давнишняя мечта моей юности. Еще в Италии, 14 лет тому назад я намерен был посетить этот любопытный край и уже тогда начал учиться испанскому языку…».
В «Записках» и письмах Михаила Ивановича тема изучения языка охватывает целый год: с ноября 1844 по ноябрь 1845. В его высказываниях по этому поводу прослеживается определенная закономерность. Если на начальном этапе Глинка не сомневается в быстром достижении успехов, то по мере освоения языка, он все более убеждается в недостатке знаний. Приступив к занятиям в конце ноября 1844 г., уже к концу февраля в письме к сестре Елизавете и ее супругу Виктору Ивановичу Флери Глинка выражает надежду, что через несколько дней он будет уже свободно говорить по-испански.
В апреле он сообщает Н. В. Кукольнику, что «выучился испанскому языку достаточно, чтобы говорить и понимать почти все...». Еще через три месяца Глинка пишет матери: «…я говорю по-испански лучше, чем по-италиански». Судя по этим высказываниям, знание языка, по мнению Михаила Ивановича, достигло достаточно высокого уровня, но в августовском письме, написанном после продолжительных усердных занятий, мы обнаруживаем более осторожную фразу: «...с языком начинаю ладить». Ну а в письме к В. И. Флёри от 8/20 сентября Глинка приходит к выводу о том, что его уровень владения языком еще далеко несовершенен, несмотря на очевидные достижения, признаваемые даже испанцами: «Теперь я начинаю говорить на кастильском наречии с такой свободой, что испанцы удивляются; им казалось, что мне, как русскому, изучение их языка могло быть гораздо более трудным. Между тем мне еще далеко до совершенного овладения языком в той мере, какая мне нужна для предпринимаемого мною труда». Эта же мысль высказывается им и в ноябрьском письме к Флёри: «Если я приобрел известную свободу в разговоре по-испански, я далеко еще не владею самым языком».