Тертий Иванович Филиппов

Н. В. Рамазанова

Без участия Шереметева назначение Балакирева управляющим Капеллы могло и не состояться, но «автором и главным виновником»  этого события сам композитор считал Тертия Ивановича Филиппова³¹

Филиппов рекомендовал Балакирева Победоносцеву. Именно с Филипповым, еще в 1882 г., до официального вступления в должность, Милий Алексеевич разрабатывал Положение о регентском классе Капеллы.

Осуществляя протекцию М. А. Балакиреву в деле назначения его управляющим Придворной певческой капеллы, Т. И. Филиппов, безусловно, высоко оценивал его любовь к русской музыке. Он был убежден в том, что вместе с Н. А. Римским-Корсаковым они смогут осуществить главную задачу, стоявшую перед Капеллой — подготовить новую гармонизацию всего литургического репертуара, опираясь на древнерусские роспевы, что позволит преодолеть западноевропейские влияния, главенствовавшие в церковной музыке.

Имя Тертия Ивановича Филиппова – сенатора, Государственного контролера, председателя Императорского Православного Палестинского общества – известно музыкантам, прежде всего, в связи с его дружескими и творческими взаимоотношениям с членами «Могучей кучки» и, в особенности, с Модестом Петровичем Мусоргским, чьим душеприказчиком он стал после смерти композитора. Известно также, что в 1884 г. он стал организатором Песенной комиссии при Императорском русском географическом обществе, в задачи которой входило собирание и популяризация русских народных песен с напевами. В 1880–1900 гг. комиссией было организовано одиннадцать экспедиций в разные губернии России. Заметим, что в состав участников экспедиций вошел ученик и друг Балакирева Сергей Михайлович Ляпунов, который, как уже упоминалось, в 1894 г. после ухода из Придворной певческой капеллы Римского-Корсакова стал помощником управляющего. За полгода до этого, летом 1893 г., Ляпунов совершил поездку по Вятской, Вологодской и Костромской губерниям и привез оттуда множество песен, записанных в этих губерниях, дневник, в котором он описывал детали путешествия³², а также снимки тех мест, где побывала экспедиция.

Тертий Иванович Филиппов не только способствовал организации фольклорных экспедиций, в которых участвовали профессиональные филологи и музыканты, но и предлагал подчиненным ему чиновникам Государственного контроля собирать народные песни во время поездок по разным губерниям для ревизий.

Организация Песенной комиссии и все деяния, связанные с ней, для Тертия Ивановича Филиппова были основаны на его собственном отношении к музыкальным корням России — народной песне и церковно-певческому искусству.

«Своим рождением, своим воспитанием неразрывно связанный с русским народом, <...> я не мог служить иным началам, кроме тех, которые запечатлены на скрижалях тысячелетней истории русского государства», — писал о себе Филиппов³³.

В число этих «начал» входило и народное искусство — народная песня и церковное пение, основанное на древнерусской певческой традиции.

Тертий Иванович не только знал народные песни и любил петь, но и обладал замечательной способностью собирать вокруг себя любителей пения и управлять импровизированным хоровым «коллективом». Об этом свидетельствует, например, рассказ члена Государственного совета Сергея Владимировича Маркова, записанный другим государственным чиновником — директором Департамента общих дел Министерства иностранных дел Владимиром Борисовичем Лопухиным.

«Тертий Иванович, — пишет он, — уже в должности государственного контролера, объезжал как-то контрольные учреждения по Волге. Попал в Казань. <...> с раннего утра в день, назначенный для отъезда Тертия Ивановича из Казани, он неожиданно для всех запропал. <...> Стало известно, что он спозаранку укатил на Волгу <...>. Власти вскачь полетели на берег Волги, порядочно отстоящий от города. Подъезжая, усмотрели на берегу большую толпу народа, из которой раздавалось стройное хоровое пение. Протиснулись и видят Тертия Ивановича в кругу поющих бурлаков дирижирующим их хором плавными жестами обеих рук, припевающим вполголоса собственным своим некогда богатым тенором. Оказалось, бурлаки пели не так, как следует. И Тертий Иванович тут же на волжском берегу наставлял их на правильную песню. Примкнули подошедшие грузчики. И образовался громадный импровизированный хор, поразивший слушателей стройностью исполнения»³⁴.

Свои организаторские и музыкальные способности Филиппов проявлял и в собственном учреждении, создав из своих подчиненных церковный хор, певший за богослужением в домовой церкви во имя Божией Матери Ахтырской, находившейся в здании Государственного контроля на набережной Мойки³⁵.

Как сообщается в одной из статей, посвященной Филиппову, в церкви исполнялись древнерусские песнопения, записанные «крюковой» нотацией, которую он сам расшифровывал³⁶.

Действительно ли Тертий Иванович Филиппов переводил знаменные роспевы в современную нотолинейную систему, неизвестно. Но есть свидетельства того, что он интересовался певческими книгами древнерусской традиции³⁷. Интерес Филиппова к старообрядчеству и прекрасное знание особенностей быта старообрядцев не вызывает сомнения. Как отметила С. И. Алексеева, уже в 1850‑х гг. «он создал себе репутацию "известного расколофила"»³⁸. Существует мнение, что к старообрядчеству принадлежала мать Филиппова³⁹, поэтому знание древнерусских нотаций и умение петь непосредственно «по крюкам», не переводя их на ноты, было для Тертия Ивановича делом естественным.

Отношение к старообрядчеству после церковного раскола в разные периоды времени не было одинаковым. Активная борьба, ставившая своей целью полное искоренение старой веры, сменялась периодами более мягкого отношения к ней. Но главной задачей на всех этапах сосуществования старообрядчества и православия было вовлечение раскольников в лоно официальной Церкви. Основным средством такого перехода стало единоверие, предполагавшее единение с Синодальной Церковью через поставление ею священнослужителей в единоверческие храмы и монастыри. В то же время единоверцам разрешалось сохранение некоторых древних обрядов в богослужении, совершение которого осуществлялось по старопечатным книгам. Что же касается певческих нотированных рукописей, то единоверцы, как правило, использовали старообрядческие рукописи поповского согласия, т. е. певческие книги старообрядцев, признающих священство. Эти рукописи имеют вполне определенные приметы: новоистинноречную фонетическую редакцию текстов и нотацию, имеющую не только пометы, но и признáки. Причем запись песнопений в них ориентирована на рукописи, созданные в последней четверти XVII века – уже после никоновских реформ.

Тертий Филиппов сам не был старовером (в противном случае он не смог бы столь высоко подняться по социальной лестнице) и, разумеется, как государственный чиновник не мог выступать на стороне раскольников. Однако он имел полное основание защищать права единоверия на сохранение древних традиций как явления разрешенного Синодальной Церковью. В своем докладе «О нуждах единоверия», прочитанном им в собрании С.-Петербургского Общества любителей духовного просвещения 18 января 1873 года, он настаивал на том, что отличие обрядов, сохраняющихся единоверцами, не противоречит духу православия и не может нарушить единение Церкви⁴⁰.