Константин Петрович Победоносцев
Само же назначение состоялось «по высочайшему повелению». Причем незадолго до этого, в конце января 1883 г., Милий Алексеевич был представлен Александру III. Протекцию для его представления императору составил К. П. Победоносцев12. Его решение об определении Балакирева на службу в Придворную певческую капеллу было не просто важным, оно являлось определяющим. Капелла, функция которой должна была заключаться в регламентации церковного пения по всей России, не могла не зависеть от церковно-государственной власти, представляемой Святейшим Синодом, высшим должностным лицом которого был назначаемый императором обер-прокурор.
По словам Бахметева, до реорганизации директор Капеллы обладал следующими правами: «цензура всех церковно-музыкальных сочинений и разрешение их к печатанию, наблюдение за епархиальными всей России хорами, обязательное определение к ним регентов с выдачею аттестатов; обучение всех полковых хоров <...>; запрещение давать частные духовные концерты; запрещение и наблюдение за тем, чтоб певчие обязательно в церквах исполняли по высочайше утвержденному Обиходу и пьесы, утвержденные директором и разрешенные Святейшим Синодом к употреблению. Все эти права, — подчеркивает Бахметев, — уничтожены и переданы Святейшему Синоду»13. Тем не менее, несмотря на утверждение Бахметева о лишении Капеллы права на цензуру музыкальных сочинений, оно за ним сохранялось. Управляющий Капеллой оставался правомочным цензором тех произведений, которые предназначались для богослужения. Об этом, в частности, свидетельствуют письма М. А. Балакирева к музыкальным издателям Петру Ивановичу и Иосифу Ивановичу Юргенсонам. В них Милий Алексеевич дает оценку цензурируемым сочинениям разных композиторов14.
А в письме к Сергею Михайловичу Ляпунову (1859–1924), относящемуся к тому времени, когда Н. А. Римский-Корсаков ушел в отставку и Ляпунов стал помощником управляющего, отвечая на его вопрос о том, кто имеет право подписи на рукописях, прошедших цензуру, Балакирев пишет: «Естественно, что тот должен подписывать цензурное разрешение, кто его осмысленно дает»15.
Впрочем, как писал сам Балакирев, московский издатель Петр Иванович Юргенсон, в отличие от его брата Иосифа Ивановича, работавшего в Петербурге, принимал к печати сочинения «и без одобрения цензуры Капеллы»16.
Однако главной задачей, которую предстояло решать новому составу руководителей, в соответствии с формулировкой М. А. Балакирева, было «возвращение церковному пению его строгого художественного образа и глубоко умилительного строя»17.
«Русское церковное пение, — писал он, — как народная песнь льется широкою, вольною струею из народной груди, и чем оно вольнее, тем полнее говорит сердцу. Напевы у нас одинаковые с греками, но русский народ иначе поет их, потому что положил в них свою русскую душу. Кто хочет послушать, как эта душа сказывается, тому надобно идти не туда где орудуют голосами знаменитые хоры и капеллы, где исполняется музыка новых композиторов и справляется обиход по новым официальным переложениям. Ему надо слушать пение в благоустроенном монастыре, или в одной из тех приходских церквей, где сложилось добрым порядком хоровое пение; там услышит он, как широким, вольным потоком выливается праздничный ирмос из русской груди, какою торжественною поэмой выпевается догматик, слагается стихира с канонархом, каким одушевлением радости проникнут канон Пасхи или Рождества Христова. Тут оглянемся и увидим, как отзывается каждое слово песни в народном собрании, как блестит оно в поднятых взорах, носится над склоненными головами, отражается в припевах, несущихся отовсюду, потому что всякому церковному человеку знакомы с детства и слова, и напевы, и во всяком душа поет, когда он их слышит. Богослужение стройно истовое – действительно праздник русскому человеку, и вне церкви душа хранит глубокое ощущение, которое отражается в ней, даже при воспоминании о том или другом моменте, – русская душа, привыкшая к церкви и во всякую минуту готовая воспрянуть, когда внутри ее послышится песнь пасхального или рождественского канона, с мыслью о светлой заутрене, или любимый напев праздничного ирмоса, или "Всемирная слава" с ее потрясающим "Дерзайте"»18.
Приведенная цитата в полной мере отражает представление Победоносцева о том, каким должно быть пение в Церкви. Внук приходского священника, сын профессора словесности Московского университета, получившего образование в Славяно-греко-латинской академии, Константин Петрович Победоносцев демонстрирует здесь и знания об исторической связи русского и греческого церковного пения, и критическое отношение к тому, что и как звучит в столичных храмах, и предпочтения, отдаваемые традиционному церковно-певческому искусству с его глубоким духовным воздействием на молящихся. В его словах отражено не только его отношение к древнерусскому церковному пению, но и к русской старине вообще. Константин Петрович высоко ценил «старые учреждения, старые предания, старые обычаи», называя все это «великим делом». По-существу, он придерживался средневекового принципа, заключавшего в себе не столько противодействие всему новому, сколько опору на традиции, освященные веками. Не случайно в его стихотворении «Старые листья» есть следующие строки:
«Не быть тебе творцом, когда тебя ведет
К прошедшему лишь гордое презренье.
Дух – создал старое: лишь в старом он найдет
Опору твердую для нового творенья.
Ввек будут истинны – пророки и закон,
В черте единой – вечный смысл таится,
И в новой истине лишь то должно открыться,
В чем был издревле смысл великий заключен»19.
Замысел Победоносцева по реформированию деятельности Придворной певческой капеллы сформулирован в его Записке, опубликованной М. П. Рахмановой в серии «Русская духовная музыка в документах и материалах»20. Записка датирована 1886 г., но, надо полагать, идеи, выраженные в ней, появились значительно раньше.
Задачи, ставившиеся Победоносцевым перед Капеллой, заключались не столько в руководстве организацией певческого дела в России, сколько в создании некоего идеального образа церковного пения. Хор капеллы должен был стать образцом для певчих всех Российских храмов, а его богослужебный репертуар содержать в себе музыкальные тексты песнопений, основанные на традиционных роспевах. В этой связи своеобразной проверкой возможностей Балакирева еще в 1881 г. (за два года до назначения) стало предложение о гармонизации Обихода, сделанное ему Победоносцевым21. Милий Алексеевич решил начать работу с Литургии Иоанна Златоуста. Он взял на себя задачу по редактированию готовых гармонизаций, полагая, что основной работой по их подготовке будет заниматься кто-либо из его друзей-музыкантов.
