Иван Тимофеевич Верховский

Н. В. Рамазанова

Тертий Иванович Филиппов был не единственным сторонником единоверия в окружении М. А. Балакирева. Н. А. Римский-Корсаков в «Летописи моей музыкальной жизни», рассказывая об изменениях в характере и поступках Милия Алексеевича, проявившихся в 1870‑х гг., и называя «самых близких» ему людей, рядом с именем Филиппова упомянул и «какого-то старообрядческого попа», добавляя при этом, что «в лице» этих двоих Балакирева «окружила беспросветная тьма старой Руси»⁴¹.

Человек, названный Римским-Корсаковым «старообрядческим попом» — единоверческий священник, настоятель миловского единоверческого Никольского храма, находившегося на Захарьевской улице в Санкт-Петербурге, Иван Тимофеевич Верховский (1818—1891).

Он родился в семье протоиерея Тимофея Александровича Верховского и получил православное духовное образование: окончил Саратовское духовное училище, а затем Пермскую Духовную Академию. Но если отец его занимался обращением старообрядцев в единоверие, то Иван Тимофеевич, напротив, активно боролся за права старообрядчества как такового. Причем единоверие, с точки зрения Верховского, наносило непоправимый вред старообрядчеству. Стремясь сохранить «дух и смысл» старой веры, который, по его мнению, в единоверии утрачивался, в 1864 г. он принял участие в составлении проекта создания Всестарообрядческой церкви, куда бы вошли и единоверцы, и старообрядцы. Иерархия этой церкви, по мысли авторов проекта, не должна была зависеть от Святейшего Синода. Проект был категорически отклонен, но в 1884 г. Верховский обратился с «Посланием, поднесенном высокопреосвященному Платону, митр. Киевскому и Галицкому, председателю собора российских архипастырей в Киеве», заключающем в себе критику обрядов современной ему Русской Церкви⁴². Послание вызвало резко негативное отношение К. П. Победоносцева. Более того, Верховскому грозила высылка из столицы. Святейший Синод лишил его священного сана и исключил из списков церковного клира. Ивану Тимофеевичу пришлось бежать в Москву, откуда он отправился в центр поселения старообрядцев — Белую Криницу в Бессарабской губернии, а затем в Лейпциг. Лишь незадолго до смерти ему было разрешено вернуться на Родину.

Знакомство М. А. Балакирева с И. Т. Верховским состоялось благодаря Т. И. Филиппову. Это произошло в начале 1870-х гг., в период духовного кризиса музыканта.  Как отметила Т. А. Зайцева, «В сравнительно короткий срок Балакирев лишается основных жизненных опор, не находя их ни в семье, ни в творческой деятельности, ни в кругу друзей-музыкантов, ни в себе самом»⁴³. Поиск выхода из сложившейся ситуации привел его к гадалке. После встреч с нею, по словам его ученика и друга Сергея Михайловича Ляпунова, «явилось в нем убеждение в бесполезности и бесцельности его жизни, смысла которой он, как неверующий тогда, найти не мог, и под влиянием этих мрачных мыслей он решил покончить с собой»⁴⁴. Балакирев подготовил все для осуществления своего замысла, но пройдя мимо Александро-Невской Лавры и по мере приближения «к месту, где задумал привести в исполнение свое намерение, настроение его постепенно изменялось, и он уже не видел себя и свою жизнь в таком мрачном свете»⁴⁵. Некоторое время спустя Балакирев «явился к священнику старообрядческой (так!) церкви Ивану Тимофеевичу Верховскому, с которым раньше встречался у Т. И. Филиппова, рассказал ему все, исповедался у него, а в Духов день причастился от него Св. Таин. Таким образом, из неверующего человека он стал верующим и православным»⁴⁶.

Так, очень набожный в детстве, а затем превратившийся в воинствующего атеиста, Милий Алексеевич в результате общения с единоверческим священником, относившимся к нему с пониманием и участием, стал человеком глубоко верующим.  Причем Балакирев не делал различий между единоверческой и Синодальной Церковью, исповедуясь у Верховского и посещая, к примеру, Александро-Невскую лавру. Более того, известен случай, когда Балакирев, исповедавшись в единоверческом храме, причастился в церкви нового обряда.

Об этом свидетельствует, например, следующая записка Верховского, адресованная некоему о. Антонию⁴⁷:

«Всечестнейший Батюшка Антоний Игнатьевич!
Подателя сего моего возлюбленнейшаго духовнаго сына Милия покорнейше прошу в 11 день Мая удостоить Св. Причащения в Вашей церкви прочитав над ним разрешительную молитву и преподав священническое Ваше разрешение. Ваш о Христе брат иерей Иоанн Верховский»⁴⁸

Разумеется, Иван Тимофеевич Верховский не мог напрямую повлиять на назначение Балакирева управляющим Придворной певческой капеллы, но общение с ним в определенной мере могло способствовать этому, поскольку о. Иоанн прекрасно знал древнерусское церковное пение. Он пел на клиросе в своем единоверческом храме, а после бегства из Петербурга — в старообрядческой церкви, где, как уже отмечалось, использовались певческие книги, сохранявшие древнерусские роспевы и нотации. Совершая богослужение, Иван Тимофеевич большое внимание уделял церковному хору. Как отметил Р. А. Майоров, «Верховский служил с большим усердием. Он очень следил за пением: размер у него был скорый, протяжность считалась проявлением непрофессионализма»⁴⁹. Кроме того, Иван Тимофеевич выступал за сохранение традиции древнерусского церковного пения не только как практик, регламентирующий звучание хора.

В Отделе рукописей РНБ находится его теоретическая работа «Пение крюковое или древняя крюковая система церковного пения», написанная в 1850 г. Своему труду он предпослал следующие строки:

«Почитатели отечественно-церковной древности, сыны великаго Царства Русскаго, объемшаго великое пространство мира, <…> помните ли, чувствуете ли вы, что в 1053-м году имеет быть осьмисотлетний юбилей примечательнейшаго, вековечнаго живо-святаго памятника отечественной церковной древности – крюковаго пения».

В своей работе Верховский стремился доказать преимущества знаменной нотации перед нотной, сопоставляя их: «по древности», «по собственному внутреннему достоинству», «по легкости изучения», «по удобности употребления», «по пользе для церковного богослужения»,  «по пользе для церкви», подробно разъясняя каждое из этих положений. Здесь же он привел знаменный текст стихиры на целование плащаницы «Приидите ублажим Иосифа» с параллельным переводом на ноты, толкование знаков и попевок, а также предложил методику заучивания песнопения.

Этот труд свидетельствует о том, что Верховский  хорошо знал знаменное пение.  По мысли Победоносцева, для создания новых гармонизаций традиционных роспевов церковных песнопений следовало привлекать «знатоков музыкальной древности». В этой связи общение Балакирева с одним из них – Иваном Тимофеевичем Верховским, – хотя и не напрямую, но опосредованно, могло сыграть определенную роль в деле о назначении Милия Алексеевича на столь ответственный пост.