«Гамлет»
Шекспировские трагедии сами по себе необычайны:
из поэзии и динамики этих трагедий рождается музыка
Д. Д. Шостакович
Музыку к спектаклям, поставленным на сюжет трагедии В. Шекспира «Гамлет» писали многие известные композиторы: Ф. Лист, Г. Берлиоз, А. Е. Варламов, П. И. Чайковский, С. С. Прокофьев. Д. Д. Шостакович обращался к этой трагедии трижды. Впервые он написал музыку к постановке Н. П. Акимова в Московском театре им. Е. Вахтангова в 1932 г. Об этом сатирическом, решенном в духе памфлета спектакле сохранилось много отзывов и рецензий критиков. Для спектакля Д. Д. Шостакович сочинил 13 номеров: «Вступление и ночной дозор»; «Похоронный марш»; «Туш и танцевальная музыка»; «Охота»; «Пантомима актеров»; «Шествие»; «Музыкальная пантомима»; «Пир»; «Песенка Офелии»; «Колыбельная»; «Реквием»; «Турнир»; «Марш Фортинбраса». Музыка, написанная Д. Д. Шостаковичем к спектаклю, удостоилась высокой оценки. Так, в «Литературной газете» было написано, что музыка «…самое лучшее, самое смелое в спектакле, она все время на какой-то чудесной границе иронии и сатиры»88.
О второй постановке, в которой Д. Д. Шостакович участвовал как композитор, сохранилось гораздо меньше сведений. В 1954 г. режиссера Григория Михайловича Козинцева (1905-1973) пригласили поставить спектакль «Гамлет» в Ленинградском театре драмы им. А. С. Пушкина. О замысле спектакля, решении его художественного оформления мы узнаем благодаря документам из архива Натана Исаевича Альтмана (1889-1970) – театрального художника, живописца (написавшего портреты В. И. Ленина и А. А. Ахматовой и др.), графика, скульптора. Натан Исаевич часто работал с Г. М. Козинцевым, как в театре, так и в кино.
«Я многим обязан его таланту, чувству цвета – не просто живописного, но способного выразить саму поэзию автора. Таким, истинно шекспировским, казалось мне сочетание серо-черных и кроваво-красных тонов его “Короля Лира”. <…> Я сознательно не называю его работы эскизами костюмов. Он занимался иным, костюмы были лишь частью его труда, он помогал артистам выявить суть образов»89.
Неудивительно, что для следующей театральной постановки уже другой трагедии В. Шекспира Г. М. Козинцев снова пригласил Н. И. Альтмана и Д. Д. Шостаковича. Как создавался художественный образ героя с помощью костюмов, декораций к спектаклю, построения мизансцен мы узнаем из Записок Н. И. Альтмана к спектаклю, поражающих невероятной фантазией и изобретательностью художника. Каждый костюм был продуман до малейших деталей: от материала и цвета до возможностей его кардинальной модификации, что помогало актеру раскрыть образ, лучше выразить изменения, происходящие в характере героя, показать мотивы его действий. Наиболее наглядно такая трансформация костюма представлена в сцене сумасшествия Офелии:
«Необыкновенно роскошное и пышное придворное платье, с которого Офелия постепенно срывает все, что ей мешает и в чем ей неудобно (какое-то невероятное сооружение с головы, ожерелья и браслеты и пр.) сходит с туфелек на высоких каблуках, - и, в итоге – оказывается в каком- то совсем простом, мило девичьем платьице (м. б. какой-то отстегивающийся шлейф?) Продумать все это таким образом, чтобы снималось все тяжелое, орнаментированное – и осталось простое, вероятно белое»90.
В этот же момент должна была звучать «Песенка Офелии», которую героиня распевала, спускаясь по лестнице.
Часто Н. И. Альтман предлагал несколько вариантов декораций для одной и той же сцены, предоставляя в дальнейшем возможность выбора наиболее убедительного. Сохранились наброски деталей одежды, головных уборов, обуви, людей разных сословий и профессий. Продумывалась каждая мелочь: орнаментация военных орудий, форма фонарей, детали убранства покоев замка, цветовое и световое решение. Сохранились чертежи и схемы декораций, на которых есть указания размеров, материалы, механизмы. Все это позволяет представить, как замысел должен был воплощаться на сцене.
Главный герой трагедии Гамлет – образованный человек, увлекающийся наукой и искусством, о чем говорит убранство его комнаты, где находятся книги, реторты и колбы, картины. Н. И. Альтман охарактеризовал ее так: «Келья поэта, ученого, художника»91. Внешний облик Гамлета по замыслу Альтмана резко контрастировал с окружающей его пышной роскошью и величием:
«Очень простой, траурный костюм. Вероятно шерстяной. Плащ, в который можно закутаться (для сцены с призраком). Шпага и кинжал. Род берета. Миниатюра с портретом отца»92.
«Принять во внимание, что арт<иста> Фрейндлиха нужно сделать помоложе»93.
«Решить образ появления и прохода призрака, лишенный “пугания”, но поэтический, нереальный. М. б. – совсем высоко – мост, на краю которого и происходит сцена Гамлета и призрака? Облака надоели и используются теперь в каждом спектакле, но нужен меняющийся световой и цветовой фон – нечто типа северного сияния. Может быть появление какой-то дикой кометы. Образ стужи. Ночи, в которую происходят события чрезвычайной важности»94.
Одной из сцен, где звучала музыка, была сцена с актерами, разыгрывающими представление о гибели Приама по просьбе Гамлета. Альтман описал ее следующим образом:
«На <…> фоне бытовой суеты – разговор Гамлета с актерами. При желании – оркестр (небольшой) может сидеть на сцене, на специально приспособленном для этого месте»95.
Отдельная роль была отведена актеру-музыканту, названному Н. И. Альтманом, «человек-оркестр»:
«…музыкант, играющий на трубе, за спиной барабан, в который он ударяет при помощи палочки, веревка от которой привязана к ноге. В руках – тарелки (а м. б. не эти, а какие-то другие инструменты?)»96.
«Возможно такое цветовое решение: во дворце “белый бал” – и король, и королева, и придворные – все в белом. Гамлет – в черном, актеры очень яркие, но в костюмах из дешевых тканей; много фольги, все преувеличенно театральное (существенно, чтобы одеяния актеров резко отличалось от костюмов действующих лиц, - в актерских костюмах все подчеркнуто ненастоящее: корона из золоченого картона, подвязанные бороды и т. п.). <…> Все это носит явно балаганный характер»97.
Козинцев стремился создать не «археологическую реконструкцию», в которой бы присутствовали историческая достоверность, приметы времени, географические границы. Он вместе с Альтманом формировал образ эпохи, который «…помог бы актеру полнее и ощутимее передать чувства, мысли и страсти шекспировских героев»98.
Не сохранилось точных сведений, использовал ли Д. Д. Шостакович полностью музыку из спектакля 1932 г. в постановке Г. М. Козинцева, однако замысел спектакля и его воплощение кардинально различались в двух постановках и, вероятно, требовали разных музыкальных решений.
В 1964 г. Г. М. Козинцев решил сделать кинофильм по этой трагедии. Премьера фильма была приурочена к 400-летию со дня рождения В. Шекспира. Сейчас сложно представить его без музыки Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Специально для фильма композитор сочинил новый музыкальный текст, полностью отказавшись от того, что он создал для спектакля. Фильм ждал огромный успех (его показали почти в ста странах), а также многочисленные, в том числе международные, награды. В этом качестве, подчас, выступали неожиданные предметы, присылаемые даже из небольших и очень далеких государств.
«Когда на студию пришла посылка из Панамы с блестящими мельхиоровыми тарелками и просьбой вручить награды фестиваля режиссеру Г. Козинцеву и артисту И. Смоктуновскому, выяснилось, что и в этой маленькой стране проводятся международные киносмотры»99.
За лучшую музыку к фильму «Гамлет» Д. Д. Шостакович получил приз I-го Всесоюзного кинофестиваля в Ленинграде в 1964 г.
Г. М. Козинцев высоко ценил ту работу, которую проделал Дмитрий Дмитриевич. Для режиссера было важно передать события драмы наиболее реалистично, что приводило к сокращениям в тексте В. Шекспира, о чем он рассказывал в своем интервью:
«…купируя стихи, мы старались передать поэзию музыкой. И первое место, первое значение в этом принадлежит музыке Шостаковича. О ней очень трудно говорить какие-то слова, потому что все самые лучшие, самые прекрасные слова о музыке Шостаковича уже произнесены на всех языках. Хотелось сказать только, что мне очень посчастливилось работать с Дмитрием Дмитриевичем. Посчастливилось – мне не только потому, что его музыка была прекрасной, что она передавала с необыкновенной точностью и глубиной именно современный смысл, современные чувства и мысли этих великих трагедий. Но мне посчастливилось еще и в другом. <…> Когда я слышу Шостаковича, мне кажется, я слышу голос автора, я слышу живой, современный голос Шекспира»100.
